На задворках галактики. Трилогия

Валидуда Александр Анатольевич

— Я испаряюсь, — сообщил Чергинец с улыбочкой, — хоть и жаль вас бросать без присмотра. Всё у вас никак у людей…

— Иди, Павлик, — махнула рукой Танюша и улыбнулась. — Обойдёмся без присмотра "взрослых дядей".

Пожав на прощание руку Масканину и похлопав его по здоровому плечу, Чергинец заспешил к перекрёстку, где его ждала попутка — перегруженная, судя по просадке, "Тунна", водитель которой нетерпеливо просигналил раз–другой.

— Ты, наверное, голоден?

Хотелось Масканину возразить, но в животе в этот

момент предательски забурчало. Он промолчал. Танюша сунула руку в нагрудный карман бушлата и вытащила затёртую мятую упаковку шоколада, точнее то, что было некогда упаковкой.

— Бери, ешь. Настоящий чёрный. Витаминизированный.

Он начал разворачивать полинявшую бумагу и измятую фольгу. От плитки осталось всего четыре кусочка. Видать, берегла шоколад Танюша как сокровище, не каждый день разрешая себе полакомиться. Понять можно, это у лётчиков шоколад в пайке положен, а им, простой инфантерии, и сгущённое молоко не всякий месяц перепадало. А молодому организму сладкого бывает страсть как хочется.

— Жуй, давай, чего застыл?

Масканин отломил кусочек, остальное завернул обратно. Не мог он её без сокровища оставить.

— Ты чего выпендриваешься? Это я тебе приберегла.

— Бери. Хватит с меня и этого, детство вспомнить.

— Съел бы лучше, дурень. А то спиртяку хлебать… — она прильнула к нему, принюхалась. — Точно спирт. Водка так не воняет, если хорошая. Водой разводили, чтоб больше было?

— Угу… Слушай, Тань, давай не будем, а? Пошли лучше по роще прогуляемся.

— Ну, идём. А мин тут нет?

— Нет. Бои эти места стороной обошли, но всё равно проверяли.

— Максим, — она вдруг остановилась, — а когда тебя выпишут?

— Скоро. Плечо зажило, порезы посрастались, а от контузии я за три дня отошёл. Так что скоро. Она взяла его за руку, потянув за собой, возобновляя прогулку.

— Это хорошо, что я успела. Добиралась сюда и думала, а вдруг вы уже снялись? Ищи потом ваш АПГ. Фронт вон куда ушёл, значит и госпиталь следом должен.

— Если бы не успела, что тогда?

— Тогда не пригласила бы тебя к себе в гости. В общем, приглашаю навестить мой дом, посмотришь как я живу. У меня отдельный вход от родителей. Старики мои тихие, мирные, кроме медицинской науки ни о чём не думают…

Масканин взял протянутый листок с адресом, на котором аккуратным женским почерком было написано: "город Юрьев, Шелкопрядный переулок, дом 17". От Вольногорска поездом сутки примерно добираться.

— Я на всякий случай записала, — словно оправдалась Танюша. — Вдруг адрес забудешь. Приедешь?

— Приглашение принимаю, но обещать не буду. Не знаю, что после выписки меня ждёт. Возможность будет, приеду обязательно. Тебе, кстати, сколько отпуска дали?

— Двадцать дней, включая дорогу.

— Может и успею, постараюсь.

Опьянение под действием таблеток прошло, но голова осталась немного тяжёлой. Масканин начал

замечать звуки и краски осеннего леса. Ветра здесь не было, деревья от него защищали, отчего казалось будто в лесу теплее, чем на открытом пространстве. Да так оно, по сути, и было.

Дальше идти Танюша не захотела, прислонилась к молодой рябине, зарывшись носом в букетик. Стянула шапку, бросила под ноги, мотнув головой. Волосы у неё немного отросли, такое всегда заметно, когда не видишь человека продолжительное время. Сейчас её причёска больше не походила на мальчишескую, а напоминала каре. Был бы хороший парикмахер под рукой, каре вышло бы натуральное.

Масканин провёл ладонью по её волосам, не отрывая взгляда от её глаз. Она ждала от него первого шага. Танюша и глаза зачем–то вдруг закрыла. В этот момент он впервые поцеловал её, не встретив сопротивления. Напротив, она ответила на поцелуй с таким напором, словно ожил тихо дремавший ураган. Теперь не Максим целовал, а его целовали. Руки Танюши начали расстёгивать пуговицы его бушлата, потом кителя. Следом они проникли под вшивник — старенький протёртый свитер, и, наконец, под майку. Холодные девичьи пальчики прошлись от поясницы к лопаткам, как вдруг Танюша дёрнулась, резко отстранившись.

— Что это?.. Такое… Такое большое.

— Память о драгунской шашке.

— Давно?

— С прошлой осени. Она вновь прильнула. Поцеловала в щёку.

— Как это случилось?

— Налетели на нас на привале внезапно, рубать начали. Я в гуще оказался, ближайшего с лошади скинул, его шашку взял. Почувствовал, что не зарубят, так затопчут, тогда волком завыл. Лошади перепугались, всадников слушаться перестали. А я отделался всего лишь поломанными рёбрами и этой отметиной.

— Но в Хаконе нет волков и никогда не было. Почему лошади волков испугались?

— Это была велгонская кавалерия. Разведывательный полуэскадрон по тылам нашим шлялся. Волки в Велгоне есть, обитают они, правда, в глухих лесах на северо–востоке. Но это значение не имеет, будь лошади хоть хаконские, хоть островитян. У них ужас перед волками в инстинктах сидит. Это я с детства знаю.

— Обними меня, — попросила она. — Обними крепко–крепко. До вечера ты мой, Масканин. Никуда не денешься.

— Зачем мне куда–то от тебя деваться? Я, может, сейчас впервые тебя другими глазами увидел.

— Созрел, наконец–то…

В их распоряжении оставалось четыре часа до отхода её поезда от станции города Радовнитц. За вычетом часа, необходимого на дорогу до вокзала и неизбежную трату времени на банальности на самом вокзале, у них оставалось целых три часа наедине. Три часа, когда никто в целом мире им не помешает. Уйма времени.

Глава 11

Светлоярск, правительственный дворец. 4 декабря 152 года э. с.