На земле Лешуконской. Стихи
Шрифт:
Уха доходит, люди ждут.
Нарезана кусками сёмга,
Икра в трёх банках на столе,
В оконце ночь, тумана плёнка,
Часы застыли на нуле.
Ночь в Колмогорке, штиль, рыбалка,
Народ небритый – выходной.
Для виду невод, с тестом банка,
Да удочки есть: по одной.
А рыбу? В «лавках» наловили.
Смогли два раза «неводнуть»,
Попало пять ершей на иле,
Налим и прочая там муть.
Не
Вся мелкота пошла в котёл.
Картошка, луковица, жалко –
До срока аромат пошёл.
Навар от печени налима,
Лаврушка, перец, стопка, хлеб.
Вперёд, любители экстрима!
В селе не нужен чебурек.
Тихонько лица разомлели,
Видать, зашёл ухи навар.
Все дружно, под баян запели:
«Ох, Нарьян-Мар мой, Нарьян-Мар!»
Голубые глаза
Я встретил однажды глаза голубые;
Был самый обычный и будничный день.
Глаза не обычные, словно святые,
Смотрел и не верил: исчезла вдруг тень.
Два озера небо в себе отразили,
Прозрачный и светлый воздушный простор.
Природа и Бог этот свет сотворили,
Такой, лишь, бывает в снегах синих гор.
Смотрели глаза на меня, не мигая,
И я взгляд не мог ни на миг отвести.
Глаза голубые, одежда простая,
Хотелось в охапку девчонку сгрести.
Прошло много лет, и я снова их встретил,
Узнал голубые, как небо, глаза.
Следы на лице изменений приметил,
Но взгляд же прозрачен и чист, как слеза!
11.2005.
Двухсотый
ГАИ остановит любую машину,
Осмотрит багажник, мотор, тормоза;
Не съел ли асфальт на покрышках резину,
С техпаспортом сверит клеймо, номера.
Чернеют на бампере светлом семерки,
Иль «Волга» проскочит ноль, ноль и один,
Три дьявольских цифры чернеют – шестерки.
Не трогать! Там шеф, босс, бугор, господин!
Невзрачная триста плюс к ним сорок девять
Спешит по своим, по житейским делам.
Кому-то пахать надо землю и сеять,
Иначе наступит вселенский бедлам.
Побитая тройка, восьмерка и тройка,
«Буханка» раздутая лезет, кряхтя,
Коммерческий груз тащит с Шумбалки стойко,
Где кинули баржи свои якоря.
Несется из Удоры сорок семь десять,
Нагружены фляги и разный там хлам:
Успеть на работу, прикинуть все, взвесить.
Начальница строгая, фрау-мадам!
Ноль восемь и девять совсем старый красный
И красная «Нива» ноль восемь и семь
Тихонечко едут и это прекрасно,
От этого хуже не будет совсем!
Сто три – водовозка снует деловито,
Шестьсот три – «буханка» пылит взад-вперед,
Пятьсот пятьдесят завывает сердито.
Кто знает, куда их судьба занесет?
Двухсотый УАЗик мелькает все утро.
Смешно, но ему быть таким до конца.
«Двухсотый» – звучит как-то вяло, понуро,
На номере тлен и из шлака пыльца.
Проносятся сонно куда-то машины,
Мельком показав всем свои номера,
И тихо стихает шуршанье резины
Вдали, там, где всходит над лесом луна!
07.2005.
9 марта
До нас бывало поколений,
Имели всё: любовь, грехи.
По жизни я никто, не гений,
Я, лишь, могу верстать стихи.
Похмелье, утро, март, морозит,
Нутро горит хмельным огнём.
Какой нас бес и леший носит
Восьмого на «Оке» втроём?
И, вроде бы, не наш сей праздник,
8 марта – женский день.
Но есть в селе один проказник,
И навестить его не лень.
8 марта в день рожденья,
Сам Палкин в гости пригласил.
Среда совсем не воскресенье,
А отказаться нету сил.
Мы поздравляли юбиляра
Весь вечер в этот женский день.
Наутро сушь, пустая тара,
Девятое, работать лень.
Здоровья нет, а дел навалом,
Гудит с похмелья голова.
Всегда восьмое, лишь, начало,
Девятого у всех дела.
Девятое день пробужденья,
День забытья от всех хлопот.
А дамы – символ вдохновенья,
В упряжке будничных забот.
Морозный март вступает дальше
В свои весенние права.
О дамах вспомним мы не раньше,
Как прояснится голова!
03.2006.
Деревенский этюд
Мужик деревенский привычен к работе,
И дел непомерно по дому с утра,
С похмелья бывает поближе к субботе,
Тогда, уж конечно, болит голова.
С утра, спозаранку, затопит он баньку,
Наколет смолистых сухих мелких дров,
На пастбище выгонит пеструю Маньку,