На земле штиптаров
Шрифт:
— Сиди, я чувствую потолок!
— Говори тише! Снаружи кто-то может быть. Достань фонарь.
Я посмотрел вверх, в тот угол, где мы заметили отверстие. Там чуть брезжил свет. Держа фонарь левой рукой, Халеф ощупывал потолок правой рукой.
— Он сложен из толстых бревен, — шепнул малыш, — а вот небольшая крышка сколочена из досок.
— Хорошо, доски ведь тонкие. Стукни-ка по ним, чтобы по звуку определить их толщину.
— Меня услышат!
— Лучше было бы, конечно, чтобы никто ничего не заметил,
Халеф постучал; тут же мы услышали громкий смех и крик:
— Послушайте, они прямо под нами; колотят по крышке!
Снаружи перед домом кто-то задал вопрос:
— Задвижка на месте?
— Конечно!
— Тогда они не выберутся. Один на другого, значит, встали.
— Да, они умеют делать фокусы. Вот когда голод почувствуют, тогда по-другому кувыркаться начнут. Будь моя воля, открыл бы к ним дверь.
— Не смей ни в коем случае!
— Я бы тогда залепил им прикладом по голове!
— На это у нас хватит времени. Пусть себе стучат.
— Слышал, эфенди? — спросил Халеф. — Мы что, позволим забить нас прикладами насмерть?
— Нет. Попросим-ка этих господ — там, наверху, — отойти подальше от крышки.
— Они не станут этого делать.
— Тогда слезай, Халеф! Я сам поднимусь на твое место. Перед моими просьбами нельзя устоять.
Оско медленно наклонился. Омар спрыгнул с его спины, а затем и Халеф соскочил с плеч Омара.
— Отдохните-ка немного, — сказал я, — вам все же пришлось напрячься. А я и вовсе потяжелее, чем Халеф, да и пробуду наверху дольше, чем он.
Мы подождали несколько минут; потом Омар поднял меня на плечи.
— Будь сейчас вдвойне осторожен, а то мы упадем, — попросил я, — а для меня с моей больной ногой это очень опасно.
— Не бойся, господин! — ответил Оско. — Я буду стоять, как дерево. Расселина скалы здесь так узка, что ты можешь с обеих сторон упираться локтями. Опора надежная!
Как и в прошлый раз, Омар поднялся на плечи Оско. Я был выше, чем Халеф, и мне не понадобилось даже вытягивать руки, чтобы добраться до крышки. Я почти упирался в нее головой. Фонарик был у меня, и я посветил на доски. С одной стороны крышка была сколочена железной скобой; сюда вставлялась задвижка. Оба конца скобы были загнуты и врезались в древесину.
Я постучал по крышке указательным пальцем. Судя по звуку, доски были не толще полутора дюймов. В ответ на мое постукивание раздался чей-то голос:
— Ты слышишь? Они снова тут. Ну ладно, хотите открыть крышку, попробуйте меня поднять вместе с ней.
Теперь, когда я был неподалеку от говорящего, я ясно узнал голос мясника. Из его слов было понятно, что он уселся на крышку. Какая неосторожность! Разве может разбойник так поступить?
Он глумливо усмехнулся. В ответ рассмеялся еще кто-то, и я услышал следующее:
— Не улизнуть этим мышкам, кошки-то
Я не узнал этот голос, лишь понял, что мужчина сидит возле люка — как раз там, где находилась моя голова.
— Ты слышишь? — спросил Халеф. — Они еще тут; можешь попросить их уйти. Хотел бы я знать, с чего ты начнешь.
— Сейчас ты узнаешь. Дай-ка мне мое оружие; пожалуй, мне хватит двух ружей.
— Ага, теперь понимаю. Какое выбрать вначале?
— «Медвежебой».
Разумеется, я говорил очень тихо, чтобы меня не услышали сторожа. Халеф подал винтовку Оско, а тот протянул ее Омару.
— Ну, внимание, Омар! — шепнул я. — Здесь, наверху, под потолком, мало места; я не сумею управиться с ружьем. Я могу лишь держать стволы, приложив их туда, куда будут посланы пули. Я скажу «раз» и «два». Ты обеими руками возьмешь приклад. При счете «раз» ты выстрелишь из правого ствола, а потом, когда я снова прицелюсь, то есть при счете «два», выстрелишь из левого ствола. Понятно?
— Да, господин!
Я взял двустволку в руку и приложил ее к середине крышки — туда, где уселся мясник.
— Сейчас! Раз!
Грянул выстрел. Над нами раздался ужасный вопль; в нем слышалось отчаяние.
— Аллах! Они стреляют!
Кричал вовсе не мясник, а кто-то другой. Он сидел на той части крышки, что была сколочена из круглых кряжей. Я направил левый ствол ружья туда, где одно бревно сходилось с другим, и, значит, надо было пробить пулей не толстый ствол дерева, а прилегавшие друг к другу края бревен.
— Два!
Прогремел второй выстрел «медвежебоя»; в тесном помещении он звучал почти как выстрел из пушки.
— О Аллах, Аллах! — прокричал тот, кого задела пуля. — Я ранен! Я убит!
Мясник вообще ничего не сказал. Я слышал, как он вскрикнул, но не уловил ни единого слова. Прозвучал лишь громкий стон.
— Оско, тебе тяжело? — спросил я.
— Чем дольше стою, тем тяжелее.
— Тогда давайте отдохнем; время у нас есть.
Когда я снова уселся на пол и остальные обступили меня, Халеф сказал:
— Да, такой просьбе нельзя противиться. Ты попал?
— Два раза. Похоже, мясник убит. Вероятно, пуля прошила мышцы «достославного седалища» и вонзилась в тело. Другой только ранен.
— Кто он?
— Скорее всего, тюремщик. Если бы это был кто-то другой, то я бы узнал по голосу. Этот же так мало говорил, что я не помню его голос.
— Ты думаешь, что сюда никто больше не сунется?
— Больше никто не совершит такую глупость, которая может стоить жизни.
— Но как мы поднимем крышку? Вот главный вопрос.
— Выстрелами я собью с крышки железную скобу. Для этого достаточно будет нескольких метких выстрелов по краям скобы, утопленным в древесине. Я заряжаю две пули; скоба этого не выдержит.