На земле штиптаров
Шрифт:
Табак тоже был тонкой выделки. Жаль, что головки трубок были так малы! Стоило сделать полтора десятка затяжек, как приходилось вновь набивать трубки; заботился об этом Хумун, любимец своего господина.
Поскольку обычай требовал, чтобы гостя не расспрашивали сразу же о делах, мы обменялись лишь общими фразами. Но вот хозяин придвинулся ко мне поближе, спросив:
— Удалась ли тебе сегодня поездка, эфенди?
— Аллах мне сопутствовал, — ответил я.
— Африт, портной, сказал мне, что ты
— Я был там со вчерашнего дня.
— А до этого?
— В Радовише и Остромдже.
— Ты был в пути не один день?
— Да, ведь мы едем из Эдрене и Стамбула.
— Из Стамбула! Как хорошо с тобой обошелся Аллах, позволив родиться в городе падишаха!
— Я родился вовсе не там. Я приехал туда из Дамаска, миновав Палестину.
— Так, значит, ты житель Дамаска?
— Опять же нет. Я франк, точнее германец. Я отправился из моего отечества в Сахару, чтобы оттуда попасть в Египет и Аравию.
— Велик Аллах! Так далеко тебя завели твои странствия? Удачной ли оказалась торговля?
— Я путешествую не за тем, чтобы торговать. Я хочу посмотреть разные страны, взглянуть на народы, их населяющие, узнать их языки и обычаи. Вот зачем я надолго покинул родину.
Он устремил на меня недоверчивый взгляд.
— Вот зачем? Аллах! Что пользы тебе любоваться горами и долами, пустынями и лесами, людьми и зверьми? Что проку тебе видеть, как люди одеваются, и слышать, как они говорят?
Как часто я встречал этот давний предрассудок. Люди такого склада вообще не понимают тех, кто отправляется в другие страны, к другим народам, влекомые одним лишь любопытством. Торговая поездка, паломничество в Мекку — вот что понятно им, а все остальное превосходит их разумение.
— Ты любишь географию? — спросил я его.
— Очень. Люблю читать такого рода книги.
— Кто же их пишет?
— Ученые мужи, побывавшие в тех или иных странах.
— И ты, пожалуй, благодарен этим людям, развлекающим и просвещающим тебя своими книгами?
— Конечно!
— Что ж, и у меня на родине есть люди, которые хотели бы иметь подобные книги. Их читают многие, многие тысячи людей. Значит, должны найтись и люди, которые пишут их и путешествуют в далекие страны, чтобы познакомиться с ними. К числу таких отношусь и я.
— Так, стало быть, ты географ. Но все же я спрашиваю: что проку тебе в том? Ты покидаешь свой дом, свой гарем; ты отрекаешься от радостей бытия, чтобы сносить на чужбине тяготы, голод и жажду и, может быть, даже подвергаться опасностям.
— Бывает, конечно, такое.
— Потом ты садишься за работу и пишешь до рези в глазах, чтобы люди, охочие до сплетен, узнали, что ты повидал. Что пользы тебе в том?
— Разве нет наслаждения в странствиях?
— Право же, нет, а есть лишь изрядные тяготы.
— Пожалуй,
— Нет, у меня вполне здравый ум. Зачем мне покидать этот удобный диван, где я курю и попиваю кофе? Зачем мне куда-то взбираться, карабкаться, а потом снова спускаться? Все это бесполезно. Солнце восходит и заходит, даже если я не сижу на вершине горы. Аллах все так мудро устроил, и мне, сколько бы я ни карабкался на горы, ничуть не изменить Божий промысел.
Да, вот каковы бывают взгляды этих людей! Аллах, Аллах, всюду и повсюду Аллах! Вот их девиз и вот оправдание душевной и телесной лени.
— Значит, ты не желаешь возлагать на себя тяготы и опасности дальних странствий ради того, чтобы только познакомиться с чужими краями? — спросил я.
— Нет, этого я не сделаю.
— И все же в этом есть прок для меня. Этим я живу.
— Как так? Ты можешь вкушать горы и запивать их реками, которые зришь?
— Нет, но если я напишу книгу об этом, то получу за нее деньги, и это будет моим доходом.
Сейчас я, наконец, произнес нечто разумное, на его взгляд.
— Ах, — сказал он, — теперь я понимаю тебя. Ты не географ, а торговец книгами.
— Нет, торговец книгами платит мне за то, что я пишу, делает из этого книгу и продает читателям. Так мы оба зарабатываем деньги.
Он приложил палец к носу, немного подумал и сказал:
— Теперь сообразил. Ты вроде тех, кто привозит кофе из Аравии, а торговец книгами вроде тех, кто продает его в развес?
— Да, примерно так.
— Ты записываешь все, что видишь?
— Не все, но лишь то, что интересно.
— Что интересно?
— Что занимает мой ум и мои чувства больше обычного.
— Например, если ты познакомился с очень хорошим человеком?
— Да, он попадет в мою книгу.
— Или с очень плохим?
— Я напишу и о нем, чтобы читатели узнали его и возненавидели.
Он сделал серьезное лицо и почесал голову мундштуком. Такой поворот дела ему не нравился; он встревожился.
— Гм! — буркнул он. — Значит, по твоей милости те и другие, хорошие и плохие, станут известны в твоей стране?
— Так оно и есть.
— Ты напишешь их имена?
— Конечно.
— Кто и что они есть, где живут, в каком городе, селении, доме?
— Скрупулезно точно.
— Что они сделали, о чем ты говорил с ними, что узнал о них?
— Все-все!
— Аллах, Аллах! Ты — жуткий предатель! Тебя же надо бояться!
— Людям добрым не надо меня бояться; я прославлю их имена повсюду, ведь мои книги переводятся и на другие языки. А вот плохим людям есть чего страшиться, если о них узнают и будут презирать их и ненавидеть.