На Золотой Колыме. Воспоминания геолога
Шрифт:
Между прочим, на устье Эмтыгея нам пришлось встретиться с незваными гостями, которые обобрали нас на Мяундже.
Хотя застава с устья Эмтыгея была снята, там все еще находился оперативный пост из трех стрелков. Старший из них, Володя Колосов, живой и общительный бородач, рассказал нам, что несколько дней назад проезжавшие якуты привели двух беглецов, по-видимому тех, которые учинили нападение на наш лагерь.
Я отправился взглянуть на них. В темной тесной избушке под замком сидели два здоровенных мордастых дяди, с которыми не дай боже встретиться где-нибудь в глухом углу, да еще одному. Они молча и мрачно смотрели на нас. На ногах одного из них были мои болотные
Налет на лагерь был совершен 7 сентября, а 12-го беглецы были задержаны более чем в 120 километрах от устья Эмтыгея, в бассейне Индигирки, недалеко от Оймякона. За это время они успели основательно расправиться с украденными у нас продуктами. Они сами себя подвели смело и, пожалуй, даже нахально выйдя навстречу группе якутов, ехавших из Оймякона. Беглецы отрекомендовались работниками полевой партии, случайно заблудившимися, и просили указать им дорогу. Внешний облик этих «рабочих» настолько ясно говорил за себя, что якуты немедленно обезоружили их (у беглецов было охотничье ружье) и любезно предложили следовать с ними до устья Эмтыгея. Попытка разжалобить якутов и даже подкупить их оказалась безрезультатной, и вот два дня назад беглецов доставили сюда.
Семену удалось вернуть только жалкие остатки своего добра. Все остальное находилось на плечах этих «рабочих» и было в таком состоянии, что даже невзыскательный Семен отказался взять обратно свои вещи.
Колосов рассказал нам много интересного. Ему пришлось принимать непосредственное участие в ликвидации банды беглецов. Он сильно подозревает, что «наши» беглецы были членами этой разгромленной банды, которым в свое время удалось скрыться.
18 сентября мы наконец покинули гостеприимное устье Эмтыгея и целой флотилией из шести плотов медленно поплыли по извилистому руслу Аян-Юряха.
Давно уже скрылся из виду острый залесенный мыс, столь характерный для устьевой части Эмтыгея, а я долго еще всматривался в прозрачную даль, стараясь разглядеть знакомые очертания эмтыгейских сопок.
День был удивительно хорош, и мы наслаждались чудесной погодой и приятным плаванием. Плоты медленно плыли вниз по течению, выбрасывая густые клубы дыма из поставленных на них железных печек. Сквозь зеленовато-прозрачную воду отчетливо просматривалось усеянное крупной галькой дно реки. Временами попадались громадные косяки хариусов, медленно сплывавших вниз на зимовку. Попытка заняться рыбной ловлей потерпела неудачу. Ни один из них не реагировал на самую вкусную приманку, равнодушно проплывая мимо.
Со мной на плоту находились Успенский и Петр. Николая вместе с одним из рабочих отряда Гаврилова мы отправили до Оротука сопровождать конный транспорт. Вместе с ними отправились конюхи-якуты и наш Семен, с которым мы, закончив расчет, мирно расстались. Мы с Алексеем Николаевичем постарались как могли возместить ему убытки, выделив кое-что из наших личных вещей.
Плоты то тихо скользили по зеркальной глади плесов, то резво скакали по веселым говорливым перекатам, покрытым мелкой рябью зеленоватых болтливых волн. Вокруг догорали осенние краски пышного разнотравья, но грустно становилось на душе при виде впавшей в оцепенение мрачной оголенной тайги, еще совсем недавно полной мощи и буйной, радостной силы.
22 сентября мы прибыли в Оротук, куда почти одновременно с нами пришел конный транспорт. Мы рассчитались с колхозом за арендованных лошадей, оставили под сохранную расписку лошадей, приведенных с Хатыннаха, и, забрав
28 сентября мы благополучно миновали Колымские пороги, выбравшись, правда, из их рычащего хаоса мокрыми до нитки.
Вечером по случаю успешного преодоления порогов около устья Бахапчи была устроена традиционная «послепорожная» вечеринка.
На следующий день к вечеру мы уже были на устье Оротукана. Несколько выше него намечалось строительство моста через Колыму, до которой уже была проведена автодорога. Пока что через Колыму переправлялись на пароме. Сдав наших рабочих в лагерное подразделение, расположенное около строящегося моста, мы на попутной порожней автомашине через восемнадцать часов добрались до Магадана.
Снова на Хатыннахе
За время нашего отсутствия произошли крупные изменения. Кроме Южного горнопромышленного управления было организовано Северное с местонахождением на Хатыннахе. Сюда мы и были направлены, поскольку исследованная нами территория входила в сферу деятельности вновь организованного управления.
Вскоре после того, как замерзли реки, мы по зимнику добрались до Хатыннаха. Бытовые условия, как и полагается во вновь организованном предприятии, да еще такого крупного масштаба, как горнопромышленное управление, были очень тяжелыми. Жить и работать приходилось в палатках. Правда, это были большие брезентовые палатки размером шесть на девять или семь на двадцать один метр, разделенные дощатыми перегородками на отдельные каморки, но все равно в них было очень холодно, а кроме того, даже в жилье этого рода ощущался острый недостаток. Что касается снабжения, то с ним дело обстояло значительно лучше, нежели в предыдущие годы. Автодорога уже дошла до устья Оротукана и теперь быстро велась в сторону Хатыннаха. С наступлением холодов на Хатыннах была проведена временная зимняя дорога (автозимник), которая большей частью шла по руслу или по безлесным заболоченным участкам.
Наш быт оставлял желать лучшего, зато в других отношениях мы чувствовали себя превосходно. Коллектив геологов подобрался дружный, сплоченный, и жили мы, как говорится, душа в душу.
Начальником управления был назначен работавший ранее в Союззолоте М. Л. Кандер, молодой, но хорошо знающий производство человек. Живой, энергичный и общительный, с широким кругозором, он прекрасно понимал значение геологической службы и старался во всем помогать геологам, зная, что впоследствии это с лихвой окупится. Такую же, хотя и более сдержанную, позицию занимал главный инженер М. А. Эйдлин, человек большой культуры и прекрасных организаторских способностей. Главным геологом управления был Д. В. Вознесенский, приехавший на Колыму в 1930 году вместе с В. А. Цареградским. Это был толковый, знающий геолог и прекрасный товарищ, пользующийся всеобщим уважением.
Это время было, вероятно, единственным и неповторимым, когда между горняками и геологами царили подлинный мир и согласие. Во все остальные времена геологоразведочная служба, когда она находилась в ведении горнопромышленных управлений, чувствовала себя пасынком, с которого много спрашивалось, но которому мало давалось.
В 1935 году, вскоре после убийства С. М. Кирова, на Колыму была выслана большая группа бывших работников Ленинградского ГПУ во главе с начальником последнего Ф. Д. Медведем. Ехали они в колымскую ссылку со всеми удобствами и по прибытии в Магадан получили соответствующие крупные посты. Медведь был назначен начальником Южного горнопромышленного управления, а большинство его подчиненных стали начальниками приисков.