Набат
Шрифт:
Случай… Происшествие с Судских было тревожным симптомом. Передозировка снадобья. Дальнейшее грозило утратой контроля. Так и случилось, помимо его воли.
Замахиваться на Божьи вериги никому не дано, если не пожелает этого сам Создатель.
«Что ж делать, как выпутаться?»
Воливач перебрал в уме возможные комбинации и остановился на одной: нужен очень мощный союзник.
Решение созрело.
Не поленившись, он вышел в приемную и с несвойственной ему вежливостью сказал дежурному генералу:
— Найдите
Лемтюгов отыскался через час. Оповещение получил сразу, а спешить не стал. Пока маникюрша управилась с руками, педикюрша — со своими конечностями, а минетчица — со своей.
По сотке он связался с генералом, его доверенным, которого Воливач как раз просил разыскать Лемтюгова:
— Сумароков, чего там бычку нашему надо?
— Бушевал. У Сыроватова, статься, не вышло с монахом.
— Чего ж не грохнули?
— Грохалка оказалась слабоватой.
— Вона как… Чего меня тогда?
— Шеф ход надумал.
— Так и ходильники сломаются. Ладно. Через полчасика доложи, выехал. Я пока с делишками разберусь.
Не подчиниться Лемтюгов не мог, а торопиться незачем. Сейчас Воливач никто без Лемтюгова, да и вчера был никто, и позавчера.
«А злить не стоит. Бык, он и есть бык».
Вполне послушным он предстал перед Воливачом.
— Вызывали?
— Не дури, Паша, без подначек тошно.
— Чего спешного такого?
— Чего… Того! Церковь нас не поддержит.
— Ну, бабушка надвое сказала. Сам говорил: Гречаный еще не казаки. А я добавлю: Пармен еще не Церковь.
— Поздно установки менять.
— Чего надумал?
— За подмогой хочу к соседям обратиться, — промолвил он медленно, изучающе глядя в лицо Лемтюгова: поймет с ходу или вынудит пояснить?
— Смотря к каким, — сделал мыслящую физиономию Лемтюгов.
— Паша, не придуривайся. К китайцам. Это последние наши союзники по партии.
— Они и без нас готовы.
— В чем заминка?
— Япошек опасаются.
— Так подтолкнуть надо! Смотаешься в Пекин?
— Чего я там забыл? Воззвание от народа вполне сойдет. Как в Афган въехали? То же самое. Народ, мол, просит. Дай команду нашим красноперым товарищам.
— Все мы красноперые.
— Ну не скажи. Я с прошлым порвал и возвращаться не хочу.
— А если опять красные придут? — подшучивал, но с толикой ехидства Воливач.
— Стрелять гадов буду за все хорошее. На хрен они: нужны? У меня прочное дело, народ верит — чего бы я с ними делился?
— А за помощь?
— Не смеши, Виктор Вилорович. Ты сам делиться будешь?
— Ладно, Паша, — надоело Воливачу. — Хватит глупостей. Надо обговорить с китайцами: кто, куда, зачем? Не так, как с корейцами в девяносто девятом. В Китае голод.
— Ясно. Давай в пару Сумарокова, в Иркутске с китайцами пересечемся. Всем приятно будет.
Воливач успокоился полностью. Лемтюгов не Судских, так где сегодня умных
Через три дня Лемтюгов сообщил из Иркутска: «Товар продан, вылетаю в Москву».
Воливач дожидался Лемтюгова у себя на даче.
Была суббота, день показательных процессов над знахарской шушерой. Люди с удовольствием смотрели эту программу — «Из зала суда», вот это было поле чудес так «Поле чудес»! Момот лично выводил чудодеев на чистую воду, и, как ни жаль было Воливачу лишаться своих агентов, выступлениям обер-прокурора Момота он радовался по-детски. В субботу с двенадцати до трех часов дня практически все население России прилипало к экранам телевизоров.
— Скажите, уважаемая, — спрашивал подсудимую Момот, — какими пасами вы делали мощный приворот? — В черной мантии и четырехуголке, он выглядел внушительно и пугающе для подсудимых. Бабы млели от него, популярность была неимоверной.
Поначалу подсудимые артачились, намекали на Божьи силы или дьявольские, доказывали свое энергетическое превосходство надо всеми, включая самого Момота; некоторые грозились превратить его в лягушку или кузнечика, но однажды аудитория ахнула, увидев, как сама колдунья превратилась, перестаравшись, в козочку. Воливач не поверил и правильно сделал, так он на миллионы телезрителей единичка. И Момот единственный. Колдуньи писались прямо в зале…
Так о мощном привороте:
— Я делаю так, потом так, — руками показывала пожилая тетка этот самый мощный приворот, и Воливач сразу понял: эту глупую бабу, ради пары копеек пошедшую на охмуреж, Момот срежет сразу.
— А руки мыли перед пасами?
— Когда как, — простодушно отвечала тетка. — Тут чтоб душа, дух чтобы изошел, душа, она легкая, к ей особливо надо.
— Вы с грязными руками забирались в человеческую душу? — ужаснулся Момот вполне естественно и обратился к судьям: — Высокочтимый суд, трое клиентов подсудимой показали, что после общения с ней начали страдать острым расстройством желудка, двое нажили экзему, и масса заявлений, — потряс он над головой кипой бумаг, — показывают, что никакого мощного приворота не случилось, а троих пациенток даже избили мужья при-во-ра-чи-ва-е-мых, — закончил он по слогам.
«В Якутию на поселение», — вынес свой безошибочный приговор Воливач и не стал дожидаться конца этого дела. Пока начнут рассматривать другое, он сочку попьет, бутерброд съест перед новым спектаклем. Народ на гадалок доносил хорошо, требуя возмещения моральных и материальных убытков. Их возмещали. За счет гадалок, И хлеба получил народ, и зрелищ.
Вторая подсудимая оказалась классическим представителем черной магии: акульи глаза, тройной подбородок, короткая шея и мощные телеса под бесформенным хитоном с блестками. Подчеркивала наряд магэссы шикарная прическа. Воливач оставил и сок, и бутерброд: от таких магэсс был самый смак.