Набат
Шрифт:
– Пожалуй, - Дмитрий Иванович неопределенно повел тонкой бровью, прибавил: - Новой, освобожденной от фашизма Польше потребуются кадры ученых, специалистов, преданных интересам народа. Этот вопрос вам придется решать в Союзе польских патриотов. Я думаю, они положительно отнесутся к вашему желанию.
Эта фраза окрылила Куницкого, вывела из состояния тревоги и предельного напряжения. Глаза его вспыхнули светлой надеждой, в голосе прозвучали нотки откровенного облегчения:
– Борецкая тоже мечтает остаться на учебу в Советском Союзе. Она окончила в Польше гимназию.
– Я думаю, что она заслуживает того, чтоб мечта ее осуществилась, - ответил Бойченков, вставая. Куницкий понял, что беседа их подошла
Выйдя на площадь Дзержинского, Куницкий облегченно вздохнул. Он испытывал удовлетворение от встречи с этим представительным симпатичным душевным подполковником. Гнетущее чувство тревоги прошло, теперь можно спокойно проанализировать весь ход их беседы и подвести предварительные итоги. Кажется, всего два момента вызвали подозрение подполковника: во-первых, как и почему разошлись в разные стороны с Кудрявцевым, и, во-вторых, почему только Куницкому и Ядзе удалось бежать, а конкретней, почему он буквально силой увлек из машины Ядзю? Моменты очень важные, именно в них кроется ключ к разгадке причины провала группы Гурьяна, тот самый ключ, который так настойчиво ищут органы государственной безопасности. Куницкий остался доволен собой: кажется, ему удалось убедительно ответить на эти два подозрительных вопроса и отвести подозрение от себя, направив его в другую сторону - на Кудрявцева и на Ядзю. Он-то понимает, что сказанная им как бы невзначай фраза "сама напросилась" вести группу Гурьяна в Беловир заинтриговала Бойченкова, заставила его подумать: за этим фактом что-то кроется.
Куницкий не ошибся: именно так и думал Бойченков накануне встречи с Ядзей. Сейчас его волновал вопрос достоверности трех фактов: говорил ли Софонов о предательстве Кудрявцева - раз, действительно ли, что сама Борецкая, вопреки желанию Слугарева, настояла на своей кандидатуре быть связной в группе Гурьяна - два, и знала ли Ядзя фамилии разведчиков - три.
Ядзя появилась в кабинете Бойченкова в белых туфельках-босоножках и пестром крепдешиновом платьице с короткими рукавами, обнажавшими ее тонкие, кофейные от загара руки. Платье это она купила в Москве в комиссионном магазине, оно хорошо сидело на ней, придавало ее фигуре что-то воздушное, легкое. И белые туфельки подчеркивали эту легкость. В бюро пропусков ее встретил капитан Зеленин - теперь он был одет в военную форму, - на нем же лежала обязанность переводчика. Веселая, улыбающаяся, она вошла свободно и независимо, без стеснительной робости, как входят в дом к старым и добрым друзьям. Бойченков поднялся навстречу, задержал в своей руке ее узкую, но крепкую руку и пристально посмотрел в глаза. Он представлял ее по фотографии в беловирской газете. Там она выглядела гораздо старше. Здесь же перед ним стояла прелестная девчонка и улыбалась родниковыми глазами.
– Так вот вы какая, панна Борецкая, - произнес Бойченков первую фразу. Потом, усадив ее в кресло и сев напротив, начал расспрашивать о здоровье, о том, как устроилась в гостинице, понравилась ли Москва. Ядзя отвечала весело, непринужденно, с присущей ее характеру искренней непосредственностью. Он слушал ее звонкий щебечущий голос, смотрел в глаза и убеждал себя: "Такие глаза не способны на предательство. Нет, только не она…" Сказал:
– Я хотел, товарищ Борецкая, познакомиться с вами, поблагодарить вас за помощь, которую вы оказываете советским людям, и попутно задать вам несколько вопросов… Прежде всего меня интересует, знал ли командир отряда "Пуля" фамилии Алексея и его товарищей?
– Это мне неизвестно, - ответила Ядзя, и в искренности ее ответа Бойченков не сомневался.
– А вы? Знали фамилии?
Ядзя покраснела, смутилась, улыбка исчезла с ее лица. Она вдруг почувствовала, что ее в чем-то подозревают. Ответила негромко, со сдержанным спокойствием:
– Я узнала от гестаповцев, на допросе. Гауптман
Бойченков миролюбиво закивал головой, давая понять, что он удовлетворен ответом, и снова спросил:
– В машине, когда вас везли в Беловир, вы разговаривали друг с другом?
– Нам не разрешала охрана. Только Николай заговорил, и ему не позволили.
– О чем Николай заговорил? Что он успел сказать?
– Что он подозревает предателя в Аркадии.
– На каком основании, не сказал?
– Нет. Наверно, потому, что Аркадия не было среди нас.
– Доказательство весьма неубедительное.
– Я с вами согласна.
Потом Бойченков попросил Ядзю рассказать, хотя бы коротко, об отряде "Пуля", о наиболее интересных операциях, о людях отряда, о Яне Русском. Ядзя опять оживилась, заговорила с вдохновением. Вспомнила первую встречу с Иваном Слугаревым и Ермаком Михеевым, первые шаги отряда, бои с карателями, подвиги партизан, смерть боевых товарищей. Ей казалось, что она торопливо листает страницы толстой, объемной, но увлекательной книги. Она видела, что слушают ее внимательно, с неподдельным интересом, это воодушевляло ее, и она старалась не упустить ни одного значительного события из истории отряда. Она спешила, боялась, что ее прервут, не дослушав до конца. А это было так важно, так интересно. Это было главное в ее жизни. Ее не прервали ни единым словом, она выговорилась до конца. А когда кончила, Бойченков сказал:
– Вот бы застенографировать ваш рассказ да издать книгой. А? Думаю, что миллионы патриотов читали бы с удовольствием и наслаждением. Скажите, товарищ Борецкая, почему Ян Русский именно вас прикомандировал к группе Алексея, а не кого-нибудь другого? Разве в отряде нет мужчин, знающих Беловир?
Вот так, невзначай, Бойченков подбросил свой третий, важный для выяснения дела вопрос.
Ядзя не заметила в вопросе Дмитрия Ивановича никакой нарочитости, скрытого подтекста. Ответила чистосердечно:
– Откровенно говоря, Янек не хотел меня посылать Я сама напросилась.
– А он что, не доверял вам? Что за причина?
Ядзя смутилась, лицо ее покрылось румянцем, потупленные глаза ее выражали глухую тревогу. Потом, ни на кого не глядя, заговорила:
– Причина? Причина личного характера.
– Это что, ваша тайна?
– Да нет, тайна эта известна всей бригаде. Мы с Янеком - ну как вам сказать?
– он мой жених, я его невеста… А если точней, то муж и жена. У нас будет ребенок.
– Это признание вырвалось как-то непроизвольно.
– Правда, брак свой мы не оформили официально. Но для нас это не имеет значения, - быстро и смущенно поправилась она.
Ядзя сама удивилась своему нечаянному признанию о ребенке. Об этом она догадалась лишь в прошлую ночь. Янек об этом еще не знает, ее муж, отец того, кто уже заявил о себе, а вот поди же, в пылу откровенности она призналась посторонним людям, хотя ее об этом и не просили.
Ее трогательная непосредственность умиляла, внушала доверие. Бойченков довольно заулыбался: последнее подозрение отпадало. И опять разговор возвращался к Москве.
– Я слышал, вы хотели бы учиться в Москве? ~ спросил Дмитрий Иванович.
– Воздушная фантазия. Несбыточная мечта, - заулыбалась Ядзя. Она трепетала от такой светлой мысли.
– Ну почему же? Чем вы хуже Куницкого?
– подбодрил ее Бойченков. А когда прощались, у самого порога спросил: - Что вы думаете по поводу ареста вашей группы?
– Нас предали, - сурово ответила Ядзя, и глаза ее приняли скорбное выражение.
– И кто, по-вашему, предал?
– быстро спросил Бойченков.
– Если б я знала кто, я б достала его из-под земли…
Сдерживая ярость, она сжала руки в маленькие кулачки, стиснула зубы, и враз потемневшие большие темно-серые глаза ее ожесточились.