Начальник милиции. Книга 3
Шрифт:
— Петровича со своей бандой мясников? Конечно, опять газон обоссут, как стемнеет. В милицию на них надо писать, или в стенгазете нарисовать и вывесить. Ой, а ты же с милиции? Скажи им, чтобы удобрения свои попридержали, а?
— Скажу, только баш на баш. Ты мне поможешь, и я их проинструктирую, проведу профилактическую беседу, так сказать.
— А что делать-то? — Верка подбоченилась пустым тазом и лихо сдула выбившуюся из-под косынки прядь со лба. Смотрела на меня с любопытством молодой девушки, хотя у самой уже дети почти
— Подойди к ним и скажи, мол, так и так, мужики, не знаете, что с Санькой Морозовым приключилось? Дескать, сейчас его видела, он с той стороны общаги из окна вылез, прям из уборной первого этажа. Нет, чтобы через дверь выйти, как все люди, а он через окна лазает. А меня увидел, так вообще сиганул. Побежал в сторону остановки общежитской. Поняла?
— Ага, — Верка озадаченно нахмурилась, прядка, воспользовавшись ее растерянностью, снова налипла на лоб хозяйке. — А чаво это такое ты выдумал? Зачем это?
— Короче, долго объяснять. Это я поспорил. Так надо… Сделаешь?
— Ну если надо, — Верка пожала мясистыми плечами, перехватила эмалированный тазик и направилась к мужикам.
О чем-то им стала рассказывать, надеюсь, все запомнила, что я говорил, и вещала правильно. Присутствующие реагировали вяло на ее слова, а больше заинтересовались ее декольте. Мячики на груди пытались выбраться из уже тесного халата. Мясоделы пасли в вырезе халата свои бесстыжие взгляды. Все, кроме одного — того небритого с фингалом. Когда Верка закончила свой рассказ, хмырь вдруг вскочил как ужаленный и понесся в сторону остановки, оставив на глазах изумленных мужиков пивную кружку, еще наполовину полную, недоеденного вяленого леща и недоигранную партию в домино. Кощунство из кощунств. Я заметил, как он на ходу рефлекторно схватился на миг за пояс правой рукой, за то место, где висит обычно кобура. Пистолета у него не было, а навык был. Не к добру…
Беги, Форест, беги, — проводил я взглядом десантника. Дядю Сашу хотел нахрапом взять, дешевым маскарадом? Не выйдет.
Я подождал еще минут пять и после преспокойненько вошел в общагу.
— Морозов! — коменда аж выскочила из своей вахтенной загородки и кинулась ко мне навстречу. — Ты откуда такой красивый, что за дела происходят вообще?
— Ты о чем, Василина Егоровна?
— Скажи мне, Саша, почему я должна докладывать в милицию о факте твоего появления в вверенном мне учреждении?
— А-а… ты про это? Учения у нас такие, Василина Егоровна. Я в роли беглого преступника, скрываюсь, прячусь, как взаправду. Отрабатываем практические навыки задержания в условиях города. План-перехват называется, подъем по тревоге личного состава и все такое, вам, гражданским, неинтересное.
— Учения?.. Фух, блин! Кошки-матрёшки! Камень снял прям с души. Я уж было подумала, что тебя того… Это самое… За грешки прижали.
— Ну что ты, грешки у меня конечно, имеются, у кого их нет. Но не такие они, чтобы за них
— Так, а мне-то что делать? У меня четкие указания — как появится жилец Морозов из тринадцатой комнаты, звонить сразу в область. Я же в ваших учениях не участвую. Вернее, участвую, но не должна знать, что это учения… Так? Что делать прикажешь, дорогой мой Морозов?
— Сделаем вот как… я же бандит?
— Ну?
— Я пришел в общагу, увидел тебя сидящей на вахте и принял меры, чтобы никто меня не смог сдать. Обезвредил, так сказать, возможного свидетеля.
— Какие-такие меры? Убил, что ли? Не надо меня убивать, Морозов, даже понарошку… кошки, дохлые матрёшки!
— Ну зачем же сразу убил? Так, связал, в комнату утащил, кляп в рот сунул и…
— И снасильничал? — глаза комендантши блеснули.
— Как тебе будет угодно, в учениях все можно. Это же учения.
— Связанную снасильничал? — не унималась Егоровна.
— Мне без разницы.
— Ну, давай связанную. Что тебе, жалко, что ли?
— Хорошо. Получается, что после этого ты не смогла позвонить милицию.
— Ну конечно, — произнесла Василина Егоровна. — Я же связанная была, еще и уснула потом…
— Вот и договорились, я пошел.
— Пока, Морозов, Нурику привет, скажи, чтобы зашел.
Я поднял бровь.
— А он к тебе не заходит?
— Редко, — вздохнула женщина, — пару раз в день всего.
После моего «нападения» комендантша окончательно разоткровенничалась. Я улыбнулся, а про себя подумал — всем бы так редко… Прошел по коридору, вот и моя комната номер тринадцать на первом этаже. Толкнул дверь — заперто. Нурика нет дома? Достал ключ, поковырял им в скважине, и дверь неожиданно распахнулась.
В проеме стоял Нурик с глазами круглее, чем у лемура.
— Мороз?! Ты?..
— Я быстренько прошмыгнул внутрь:
— Нет, Папа Римский. Забыл, как я выгляжу? Чего спрашиваешь?
— Прости, Мороз, тут такое дело-на… — Ахметов повесил голову.
— Чего? Выкладывай. Василину разлюбил? И не знаешь, как ей сказать?
— Да с Васькой у нас все пучком, по два раза на дню кровать ломаем, сетка уже растянулась до самого пола… Тут другое…
— Ой, да говори уже. Вот этот твой взгляд совестливого конокрада мне совсем мне нравится.
— Э-э, ты чо-о?.. Казахи коней не воруют, они их едят сразу.
— Быстро рассказал, в чем дело! — гаркнул я.
— Я хуже конокрада, Мороз… Я… предатель. Я тебя сдал.
— Вот даже как. Ну, признание облегчает участь, рассказывай.
— Да чего рассказывать. Пришли сегодня двое в штатском, корочки показали, я даже не разглядел толком, красные цветом, так у многих они красные. Стали про тебя спрашивать. Думал, это из профсоюза за неуплаченные взносы ищут, а они говорят такие: покажите нам койко-место гражданина Морозова. И глазами зыркают, будто дичь загоняют.