Начало одной жизни
Шрифт:
Володя тоже не носит колонистского значка. Сразу же по приходе в колонию его назначили конюхом. Люся тоже попросилась с ним в конюшню. Они все время вместе.
Володя сочиняет озорные частушки, а Люся подбирает к ним мотив и распевает по всей колонии. Старший конюх все время жалуется, что они плохо ухаживают за лошадьми. Об их песнях, говорят, было специальное собрание у воспитателей.
Меня направили в деревообделочную мастерскую учеником полировщика. Не то чтобы я любил эту работу, но мне просто хотелось отличиться,
И в школе меня учитель хвалил, потому что я после вопроса не пялю глаза на потолок, не жду, пока оттуда ответ мне свалится в рот, а выпаливаю его сразу, как из ружья. Петька тоже такой, учитель всегда ставит его в пример другим. А вот воспитатели... только они были недовольны нами. Что бы такое ни произошло в колонии, обязательно подумают на нас.
– Это, наверное, Остужев или Смерч натворили, - первым долгом говорит Василий Иванович и как будто в воду смотрит.
Помню, колонистское начальство несколько дней готовилось к встрече какого-то представителя. И вот в один прекрасный день он прикатил к нам, как Илья пророк, на двух жеребцах. На нас с Петькой представитель не произвел такого впечатления, как его жеребцы. Они были белее снега.
– Ведь уродятся же на свет такие красавцы!
– говорил Петька.
Мы долго крутились возле них. Нам очень хотелось потрогать их руками, но кучер не подпускал даже близко. Сидит, как сыч, на своей коляске и никуда не отходит. Наконец надоело ему сидеть, он побрел в нашу конюшню: или захотел посмотреть на наших колонистских лошадей, или просто так, поточить лясы, и мы получили к жеребцам полный доступ. Потрогали их руками, похлопали по шее - красивые все-таки лошади!
– А если бы на груди у них были черные пятна, еще бы красивее стали, - говорит Петька.
– Прямо там красивее!
– возражаю я.- Вот если бы на крупе были пятна...
– Понимаешь ты очень много!
– закричал Петька, всунул в лагушек, который висел сзади коляски, два пальца и мазнул по крупу лошади.
– Ну что, разве красиво?
Я тоже запустил руку в лагушек и провел черную полосу на груди одного жеребца. Пока мы спорили, жеребцы стали похожими на зебр. Кучер вернулся и не узнал своих коней. Хотя мы к его приходу успели улизнуть, но все равно нас потащили к заведующему.
– Вы разукрасили лошадей?
– спросил Василий Иванович.
– Мы.
– Зачем вы это сделали?
Зачем? Мы и сами не знаем.
– Что с вами делать!
– сокрушаются воспитатели.
Мы громко раскаиваемся.
– Ну ладно, - говорит заведующий, - поверю вам. Смотрите же ведите себя как следует. Некрасиво получается: сколько времени живете у нас, а звания колониста еще не имеете.
Некоторое время все идет гладко, совет командиров начинает подумывать, не поставить ли вопрос о выдаче нам значков колониста. И, может быть, мы наконец получили бы их, но нам помешали крысы.
В
Если бы нас заставили сидеть по какому-нибудь важному делу, мы бы давно пожаловались на боль в спине или на колики в животе и, может быть, побежали бы в санитарный пункт за лекарством, а тут сидим и не чувствуем ничего. И вот нам приходит в голову:
– Давай какой-нибудь девчонке положим крысу в карман. Знаешь, как она испугается!
Из железного бака, куда мы кладем свои трофеи, вытаскиваем мышонка и суем в карман первой попавшейся девочке. Девочка вскрикивает и чуть не падает от испуга.
– Вот так да!
– восклицаем мы.
– Так мы можем перепугать все девчоночье общежитие.
Теперь мы берем крысу, к ее хвосту привязываем намоченную керосином зажженную тряпку и пускаем в общежитие девочек. Суматоха, крик, визг. Летят вверх простыни, подушки, сами девчата подпрыгивают чуть ли не до потолка...
А потом мы стоим с опушенными головами перед всеми колонистами.
– Остужев и Смерч, - спрашивают нас, - вы знаете, что от вашего развлечения могла сгореть вся колония?
Мы молчим.
– Как вы думаете, хорошо или плохо вы сделали?
– Конечно, плохо, - отвечаем мы.
– А зачем вы это сделали?
Зачем? Не знаем.
– Надо их выгнать из колонии, они все время нарушают дисциплину!
– раздаются голоса колонистов.
– Выгнать!
– поддерживают другие, в том числе капитан Филька и барон Дри-чи-чи.
– Что ж, и выгоним, - говорит заведующий.
– Вот посмотрим на них: если еще что-нибудь натворят, обязательно выгоним.
– Пусть тогда дадут клятву исправиться!
– опять кричат колонисты.
Что ж, нам не привыкать, мы охотно даем клятву и колонистам, и воспитателям, и себе. Действительно, не очень хорошо, когда тебя на каждом собрании ругают.
Будем тише воды, ниже травы. Все. Слово - олово.
С собрания возвращаемся совершенно другими людьми. На следующий день нас тоже не слышно, как будто мы не существуем в колонии, а на третий - крик:
– Спасайте, спасайте Петьку Смерча!
Что такое? Что случилось? Выбегаю из спальни, смотрю Петька висит на одной руке на карнизе двухэтажного дома.
– Какой бес затащил его туда?
– спрашивают воспитатели.
– А спросите его!
– отвечаю я.
Петька висит с парадной стороны здания. Собирается толпа. Охают, ахают, кого-то ругают, кому-то кричат, торопят. А Петька орет, дрыгает ногами и, кажется, сейчас сорвется.
– Лестницу, лестницу скорее!
– раздаются крики.