Начало одной жизни
Шрифт:
– Кончай батрачить!
– закричал Шаман, подходя к нам.
– С этой минуты вы свободны, как ветер, разбегайтесь на все четыре стороны. Кто хочет промышлять с нами, айда сюда. Не дрейфьте, берите в лапы легавых, бейте их!
Наши "женихи" Васька Сиплый и Сенька Вьюн прищурились и пытливо глядят на Шамана. Они когда-то были его друзьями.
Я вдруг забеспокоился: "А где же наша Три Кости? Неужели сбежала?"
– Сбежала, - сказал кто-то вслух.
Видно, не один я ее вспомнил.
Маленькие
– Чего стоите?
– кричал Шаман.
– Снимайте с шеи красные тряпки, кидайте их в огонь.
Кто-то начал развязывать галстук, кто-то отвинчивать колонистский значок.
– Не трогайте галстуков!
– вдруг сказал Вьюн.
– А-а, Вьюн, легавым стал?
– Шаман так грозно процедил это, что малыши отодвинулись от Сеньки.
Но Вьюн весело посмотрел на них. И малыши опять прилипли к нему.
– Может, среди вас есть и комиссарские сыночки?
– спросил мордастый человек и ткнул пальцем в первого попавшегося малыша.
– Может, ты?
– Нет, нет, - закричал тот, - мой папа богу молился!
– А кто?
– Не знаю я, не помню.
– А ну-ка, вспомни.
Мальчуган блуждающим взглядом обвел колонистов.
– Ну, - торопил его мордастый мужик.
– Ванятка Остужев говорил, что его отец комиссарил в деревне.
– Который?
– А вон тот, кудрявый.
Мужик своей ручищей, как кузнечными клещами, сдавил мое горло.
– Не смейте трогать моих воспитанников!
– вдруг послышался из темноты голос Три Кости. Она подлетела к костру, вырвала меня из рук мужика, оттолкнула в сторону и закричала: Не позволю никому трогать моих детей!
Потом повернулась к нам и уже тихо сказала:
– Ребята, не волнуйтесь, все будет в порядке, - так сказала, будто ей одолеть этих бандитов ничего не стоит.
И кивнула им:
– Пойдемте поговорим в сторонке.
– Она вошла в сарай и стала недалеко от входа.
Они переглянулись, пошли за ней. Мордастый ей что-то начал говорить, размахивая руками.
Кто-то из наших крикнул:
– Смотрите, ведь бьют Три Кости!
– Васька, - скомандовал Вьюн Сиплому, - подавайся к Шаману!
– Шаман, - крикнул Васька, - принимай и нас, мы тоже с вами.
– Ага, надумали, - крикнул тот из сарая.
– Ребята, пошли, - сказал Васька, обратившись к нам.
Я как ни зол был на Три Кости, но сейчас мне стало жалко ее.
– Не пойду с вами, - сказал я.
Смотрю, другие ребята тоже повесили носы.
– Братцы, надо идти, - проговорил Вьюн, - становитесь около каждого лба человека по четыре. Мы их сейчас возьмем тепленькими. Васька, не забывай, что у них оружие, держитесь с ними вплотную. Как дам сигнал, хватайте их за руки. Ну, валяйте, ребята.
Мы зашли в сарай. Вьюн пронзительно
– Тащите в сторону Три Кости, не сомните ее!
– командовал Вьюн...
...И вот уже все кончено. Бандитов отвезли в деревню. Ворота сарая открыты, а за воротами светлая лунная ночь.
Ребята лежат в сарае на соломе и вроде спят. Нет, не все еще спят. В углу слышится шепот. Потом раздается голос.
– Ты, губошлеп, когда-нибудь кончишь свой разговор? Три Кости спит.
А в ответ:
– Дрын, если когда-нибудь еще назовешь Елену Ивановну так, - заплачешь.
Я повернулся в сторону воспитательницы. Она лежит рядом, и глаза у нее открыты.
– Елена Ивановна, - тихо позвал я, - тогда ведь я не вас хотел облить, а Петьку-цыганенка.
– А я знаю, - сказала она.
Потихоньку, потихоньку и мы разговорились. Я рассказал ей о своей деревне, о тете Дуняше. К нам подсели еще ребята, и разговор завязался такой, что нам его хватило до самого утра, а утром, как ни хотелось всем спать, пошли на работу.
Елена Ивановна после этого случая нисколько не стала добрее. Будто и не было этой ночи, бандитов и нашего разговора.
Через месяц мы вернулись в колонию. Я побежал разыскивать цыганенка Петьку.
– Где он?
– Да где может еще быть, как не в радиокомнате, - говорят мне колонисты.
Замечаю посреди двора на столбе черную подвешенную трубу.
– У нас теперь радио есть?
– спрашиваю.
– Ого, спохватился!
– смеются надо мной ребята.
– Уже две недели, как его сделали.
– А где радиокомната?
– В клубе, прямо за кулисами.
В небольшой комнатке, около кинобудки, нахожу своего друга.
– Петька!
– Ванятка!
– Что ты тут делаешь?
– спрашиваю я.
– Видишь, мотаю катушку.
– Зачем это?
– Как - зачем? Для приемника. Как мотать катушки и припаивать провода - понял, а вот почему и отчего говорит приемник, еще до сих пор не могу сообразить. Начальник мой говорит, знание дело наживное, был бы интерес к делу.
– А у тебя есть интерес к этому делу?
– Еще бы, это дело интереснее сказки. Подумай только, в Москве передают, а мы тут слышим. Мой начальник говорит, что мы артистов даже раньше слышим, чем зритель, сидящий там в последнем ряду.
– Ну ладно, бросай все это, - говорю я, - пойдем кушать яблоки, я из деревни привез. Хорошие яблока...
– Хорошие?
– У-у, таких ты еще не ел!
– Ты положи парочку мне под подушку, потом я их съем.
– А почему сейчас не хочешь идти?
– Нельзя, надо домотать катушку.