Начало пути
Шрифт:
Окружавшие меня мужики недовольно замычали. И недовольство в этом мычании я хорошо расслышал. Тантал нахмурил брови. В свете костров его изуродованное лицо стало выглядеть зловещим. Он скосил глаза на блондина и попытался что-то сказать. Но вместо слов вновь раздалось лишь мычание.
— Примо Тантал недовольны, — перевёл блондин.
— Я это вижу, — стараясь сохранять спокойствие, произнёс я. — Но у меня есть более важные дела, чем доставлять удовольствие примо Танталу. Я иду в Обертон. Иду не один, а с теми, кто мне верен. Кто, я точно знаю, не нанесёт удар в спину. Этим людям
— Погоди, посланник! — едва я повернулся, чтобы сделать первый шаг прочь, блондин схватил меня за руку.
— Я всё сказал, — сквозь зубы произнёс я. Посмотрел на блондина, посмотрел на уродца, посмотрел на тех, кто окружал меня. Они сурово хмурились и молча наблюдали за тем, как будет развиваться ситуация.
Блондин отпустил мою руку.
— Опасно идти в Обертон, — протараторил он. — Твой недруг ждёт тебя. Он знает о твоём пути. Птица рассказала об этом.
Я замер. Затем натурально встряхнул головой. Прыгал взглядом с уродливого лица на смазливое и пытался понять, что происходит. Какой недруг меня ждёт? Где ждёт? В Обертоне ждёт? Кто может знать о моём пути? Какая птица? Неужели сирей? Неужели кто-то перехватил сирея и теперь знает маршрут?
— Я нарушил обет, посланник небес, — прислонив руку к сердцу, продолжил говорить блондин. — Но пророк простит меня, если ты позволишь ему стать рядом с тобой, когда триединый Бог спустится с небес оценить дела твои. Потому спешу предупредить: твои враги повсюду. Только познав, кто настоящий друг, а кто враг, ты сможешь встретиться с НИМ. Если же не справишься ты, на встречу отправится кто-то другой. Потому не отвергай помощь тех, кто не враг твой, а друг. Кто вместе с тобой желает дождаться пришествия ЕГО.
Я вновь огляделся: суровые молчаливые мужики смотрели всё так же сурово и молчаливо. Несомненно, они понимали всё, о чём мы говорили. И то, о чём мы говорили, им не нравилось.
— Какая птица рассказала кому? Кто мой недруг? — я пропустил мимо ушей слова про «настоящих друзей». Уверен, эти сектанты таковыми не являлись, если сравнивать с теми, кто вместе со мной уже двадцать дней идёт по дороге. — Что ты ещё знаешь? Прости, не знаю твоего имени…
— Моя имя давно перестало мне принадлежать, посланник небес, — склонил голову блондин. — Прошу, не надо вопросов. Я не могу сказать больше, чем сказал. Мне и так придётся расплачиваться болью. А большей боли я могу не выдержать… Мы пойдем вслед за тобой, хочешь ты того или нет. И узрим дела твои воочию.
— Но подожди! О чём ты! Кто мой недруг!? Кто ждёт меня!?
— Ы-ы-ва-вы-ы-ва-ы-ы, — вновь промычал нахмурившийся примо Тантал. Затем коротко свистнул.
Собравшиеся вокруг меня мужики пришли в движение. Они опускались на колени, выставляли перед собой руки, издавали звуки, похожие на мычание их предводителя, и вновь будто омывали лица. Последними преклонили колено двое: красавец и чудовище. Они сложили руки у груди, а красавец сказал:
— Мир тебе, посланник небес. Не дай тебе помешать тем, кто хочет тебе помешать. Спаси нас.
Признаться, я
Я долго смотрел на этих коленопреклонённых фанатиков. Многое хотел сказать, но понимал, что толку не будет.
— Те, кто идут со мной — верны мне, — наконец решился я. — Если вы не враги мне — они не враги вам. Их мечи, их стрелы, их копья не будут грозить вам. А ваши не должны грозить им. Мир вам.
Я резко развернулся и пошёл обратно к деревне. Факелы над частоколом я видел очень отчётливо и был уверен, что не пройду мимо. Спина подозрительно ныла. Видимо, она опасалась, что внезапная стрела, которая вылетит из темноты, пронзит её, как ранее пронзила стрела Бриона. Но умом я понимал, что не стоит ожидать подлого удара от тех, кто только что тебе кланялся. Отныне — они мои последователи.
За пару сотен метров до частокола я услышал тихий свист, а затем заметил мелькнувшую в темноте лысую голову. Иберик неслышно подкрался и дальше шёл рядом со мной.
— Ты слышал? — спросил я у него. — Слышал, что они говорили?
— Нет, аниран, — ответил он. — Они очень опасны. Когда я бродил в отдалении, видел, как некоторые из них оборачиваются, словно слышат меня. Это действительно были «эсты»?
— Да, я думаю, они. У их предводителя изуродовано лицо. Порезаны щёки и вырван язык… А Каталам рассказывал, что ни церковь, ни королевская власть не клеймит вырыванием языков. Кто так мог с ним поступить?
В темноте Иберик пожал плечами.
— Тебе лучше расспросить об этом отца, аниран… Я видел, они преклонили колени. Они поняли, кто ты?
— Да. Твой отец был прав — они идут за анираном. Они никогда не направят на него оружие. И теперь я доходчиво им объяснил, что нельзя направлять оружие на тех, кто идёт вместе со мной. Мне кажется, они это поняли.
— Рад это слышать, — улыбнулся Иберик.
В темноте нас не сразу разглядели. Стражи часто поднимали над головами факелы, всматривались в даль, но этим лишь лучше освещали самих себя. Так что когда мы приблизились к вратам деревни, Иберик дал о нас знать криком. Он небезосновательно предположил, что на свист может вылететь меткая стрела.
— Что там было, аниран? — взволновано спросил Каталам, когда за нами закрылись ворота. Он помог задвинуть огромный деревянный засов и теперь с интересом смотрел на меня.
Но отчёта своим словам он уже не давал. Он проговорился, но, я думаю, жители деревни и так поняли, кто я такой. Когда Каталам сказал «аниран», лицо элотана Толлена, который стоял тут же с факелом в руке, превратилось в маску. Пламя освещало его лицо, словно вылепленное из воска. Он замер с открытым ртом и, как многие другие жители деревни, смотрел на меня выпученными глазами. Видимо, моим словам о том, кто я такой, он не поверил. Но в словах сотника он не сомневался.