Начало России
Шрифт:
В город набилась масса окрестных жителей, но многие испугались, что придется терпеть голод, хотели уйти. Разгулявшиеся защитники насмехались над ними, не выпускали. Потом придумали: выпускать, но грабить имущество «трусов». В первую очередь унять смутьянов, усовестить и призвать к порядку должен был митрополит. Но Киприан был замешан не из того теста, что св. Алексий. Человек без родины оценил ситуацию по-своему. Звезда Дмитрия Донского зашла. Даже если он уцелеет, Тохтамыш лишит его великого княжения. А кто самый вероятный преемник? Михаил Тверской, он-то своего не упустит. Пора было пристраиваться к нему.
Киприан велел слугам грузить деньги, ценности. Бояре, оставленные
Между тем, татары сожгли Серпухов, 23 августа показались у Москвы. Нетрезвые защитники встретили их со стен издевками, показывали голые задницы. Правда, нашелся литовский князек, кто-то из многочисленных внуков Ольгерда, он как раз приехал наниматься на службу. Взялся организовывать оборону, договорился с командирами ополченцев, на стенах расставили самострелы, котлы. У русских имелись уже и пушки, их перетащили на нужные места, зарядили. На следующий день подвалила вся орда. Сыпанули тучи стрел, под их прикрытием часть всадников спешилась, побежала к крепости, несла лестницы. Но и москвичи, даром что разбуянившиеся, драться умели. Засвистели их стрелы, громыхнули орудия, плесканули смола и кипяток. Суконник Адам метко сразил знатного мурзу, ханского любимца.
Врагам досталось более чем солидно, откатились прочь. А в городе забурлило веселье пуще прежнего. Отбились! Заливались хмельным, выкатывали бочки из чужих погребов.
Заслужили, имеем право себя побаловать! Но на четвертый день осады к воротам приблизилась группа знатных татар, с ними нижегородские князья Кирдяпа да Семен. Объявили: царь готов мириться, он пришел не на москвичей, а только на князя Дмитрия. Тохтамыш милует город, не требует даже выкупа. Просит лишь встретить его с честью и дарами, поклониться, впустить посмотретьМоскву.
Тут-то можно было призадуматься, как же отрекаться от государя? Как покоряться без его ведома? И стоит ли верить тем, кто передался врагу? Но головы гудели с похмелья, так не хотелось снова лезть на стены под татарские стрелы. Воинство загомонило: мириться! Убеждало друг друга: свои, русские князья целовали крест, что ордынцы пощадят их. Небось, не обманут. Бояре и литовский начальник не посмели противиться воле большинства. Ворота открылись. На поклон басурманскому хану вышли с хоругвями, иконами, как на крестный ход. С духовенством шагала вся городская верхушка, за ними высыпал любопытный люд.
Татары благодушно скалились улыбками. Литовского князя и бояр отделили, повели к царскому шатру – и там вдруг сверкнули сабли. Это стало сигналом, ордынцы со всех сторон навалились на москвичей, резали их, как баранов, вломились в Кремль… По улицам и дворам ручьями полилась кровь. Получили за все: за оскорбления, за голые задницы, за подстреленного мурзу. Получили и за собственную дурость. Ордынцы обдирали дворцы, терема, храмы. Выискивали жителей, забившихся по домам, по подвалам. Их было слишком много, и в полон придирчиво отбирали молодых девок, детей, остальным полосовали глотки. Напоследок подпустили огня. Буйно занялись избы, палаты,
Истребив Москву, Тохтамыш разделил рать надвое. Одну часть кинул на восточные волости Руси, другую на западные. Жители Переславля не надеялись отбиться, выплыли на середину Плещеева озера и смотрели из лодок, как погибает их город. Та же судьба постигла Юрьев, Владимир. На западе татары погромили Звенигород, Можайск. Но Владимир Храбрый успел собрать несколько полков, ударил на ордынцев и растрепал их. Тохтамышу такой оборот не понравился. Доходили слухи, что и к Дмитрию в Кострому сходятся ратники. Поражения могли смазать впечатление от столь удачного похода. Хан приказал возвращаться домой. На обратном пути спалили Коломну, а потом и Олегу Рязанскому пришел черед посчитать награды за ханскую службу. Орда перетряхнула его княжество, разнесла Рязань. Тохтамыш подчиненных не сдерживал. Пусть резвятся! А русские крепче запомнят, кто их повелитель.
Дмитрий Донской вернулся на пепелище, заваленное трупами. Распорядился погребать убитых, назначил по рублю за 80 тел. Вышло 300 руб. – 24 тыс. покойников. А в других городах, по селам? А скольких угнали? Минуло лишь два года с победы над Мамаем. И все, чего удалось достичь, рассыпалось чадящими головешками и мертвечиной. Так долго, так кропотливо строили государство! И насколько непрочным оно оказалось! Один-единственный удар – и стало разваливаться.
Борис Городецкий, Кирдяпа и Семен околачивались в Орде, рассчитывали на ханские милости. Михаил Тверской рассудил, что все договоры с Дмитрием теперь можно отбросить. Сразу же после сожжения Москвы, в сентябре, поскакал в Сарай. Поскакал исподтишка, тайно, чтобы никто не опередил – хлопотать все о том же, о ярлыке на великое княжение. Новгородские «золотые пояса», едва услышав о катастрофе, опять принялись спорить о дани, высматривать себе князей в Литве. Словно время обратилось вспять, и Тохтамыш одним махом отшвырнул страну назад, в дремучее болото старых усобиц. Но ведь хан добивался именно этого.
Было от чего прийти в отчаяние. Завыть в голос, уткнув лицо в ладони. Трудились, бились, отдавали себя без остатка – ради чего? Была ли она, великая жертвенная победа? Или пригрезилась в неясном сне? А наяву были пожарища и трупы. Наяву нужно было все начинать сызнова. С нуля! Поддержать Дмитрия Донского могла одна лишь вера. Только она могла в какой-то мере утешить, подкрепить. Если надломилось дело его жизни – значит, так было угодно Господу. Значит, прогневили Его, возгордились. Значит, Богу угодно еще раз испытать Русь и ее государя. Еще раз призвать Дмитрия послужить, собрать себя в кулак.
Что ж, вера у него была прочной. Надломилось государство, а государь не сломался. И оказалось, что действовать ему приходится все же не с нуля. Его погибшие успехи жили в душах людей. Кто-то спешил выйти из повиновения, а другие, напротив, сплачивались теснее. К Дмитрию и Владимиру Храброму, пусть с запозданием, стекались отряды бояр, удельных князей, шли сами по себе рядовые ратники. Без дела их не оставили. Конечно, о схватках с ордынцами думать уже не приходилось, но великий князь послал полки наказать Олега Рязанского. С какой стати нарушил клятвы? Не пора ли угомониться? Двух недель не прошло, как сгорела Москва, а ее рать вступила за Оку. Для Олега это стало полной неожиданностью, он скрылся. А его земли, только что разоренные татарскими «друзьями», подверглись крепкой взбучке с противоположной стороны.