Начало века. Книга 2

Белый Андрей

(26) В первоначальном варианте текста далее следовало:

Брюсов дернул бровями, изображая постановку точки над «и»: я более интересовался Мережковским и Блоком, чем Брюсовым и Бальмонтом; моя недостаточная близость к «Скорпиону» раздражала Брюсова; раздражение высказал он в формах преувеличенной корректности; в те дни был преувеличенно вежлив со мною

(ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 32).

(27) Подразумевается финальная символическая сцена драмы Г. Ибсена «Строитель Сольнес» (1892): архитектор Сольнес восходит на башню воздвигаемого по его проекту здания, падает вниз и гибнет.

(28) Кружок Н. В. Станкевича — московское идейно-литературное объединение 1830-х годов,

в которое входили многие видные литераторы и общественные деятели России (Т. Н. Грановский, В. Г. Белинский, В. П. Боткин, Я. М. Неверов, И. П. Клюшников, В. И. Красов, К. С. Аксаков, М. А. Бакунин и др.).

(29) В первоначальном варианте текста далее следовало:

я запрыгивал и в лексикон Хлебникова; посягал на «заумь», не вылезал с ней в большой свет; жалею: несколько заумных словечек выскочили в разговоре с Блоком, при матери Блока, тетушке Блока, супруге Блока и других; они породили сумбур вплоть до обвинений меня, что я-де вижу двуногую идею и розовый капот принимаю за… зарю.

На пляже уместны трусики; в гостиной «Бекетовых» надо блюсти себя.

Об этом ниже.

В обществе Петровского, Владимирова и даже С. Л. Иванова я упражнялся в придумывании слов, подобных слову «козловак»

(ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 33).

(30) В списке «Кружки лиц, в которых мне приходилось бывать и работать», Белый фиксирует: «Кружок „Арго“: вынашивались идеи символизма. В эпоху от 1903 до 1906 бывали, между прочим, насколько помню: А. С. Петровский, С. М. Соловьев, Л. Л. Кобылинский (Эллис), М. И. Сизов, Н. И. Сизов, Н. К. Метнер (композитор), Э. К. Метнер (писатель), Н. П. Киселев, В. В. Владимиров, А. П. Печковский, А. С. Челищев, П. Н. Батюшков, М. А. Эртель. Эти лица в период 1903–1905 составляли ядро „аргонавтов“ <…>» (ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 100, л. 157 об. — 158).

(31) В Мюнхене Белый жил и общался с В. В. Владимировым в ноябре 1906 г.

(32) Журнал «The Studio» выходил в Лондоне с 1893 г. «Blatter fur die Kunst» — основанный Стефаном Георге и издававшийся в Берлине с 1892 г. Карлом Аугустом Клейном орган поэтического кружка Георге.

(33) Интерес к этому философу-мистику надолго сохранился в среде «аргонавтов». Позднее в издательстве «Мусагет» была выпущена в свет книга: Рэйсбрук Удивительный. Одеяние духовного брака. Перевод Михаила Сизова. М., 1910.

(34) Начало сближения Белого с Эллисом относится к осени 1901 г. Ср.: «Душою кружка — толкачом-агитатором, пропагандистом был Эллис; я был идеологом» (Эпопея, I, с. 178). О формировании кружка «аргонавтов» см.: Лавров А. В. Мифотворчество «аргонавтов». — В кн.: Миф — фольклор — литература. Л., 1978, с. 137–141.

(35) Имеется в виду книга В. В. Розанова «„Легенда о великом инквизиторе“ Ф. М. Достоевского. Опыт критического комментария» (СПб., 1894).

(36) В первоначальном варианте текста далее следовало:

от него доставалось и Батюшкову, и Эртелю; не забуду: на мое воскресенье зашла случайно известная А. Н. Шмидт, автор «Третьего Завета», — парадокс судьбы в виде революционно настроенной сотрудницы «Нижегородского листка», вообразившей себя предметом мистической поэзии Владимира Соловьева и ужаснувшая последнего, семью его, всех друзей семьи (меня в том числе); помню, как А. С. над нею развил пантомиму жестов. Он мог быть зол

— и т. д. (ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 38).

(37) Черты личности А. С. Челищева и характер его отношений с Белым отчасти раскрываются в его стихотворном экспромте, обращенном к Белому и датированном 8 апреля 1904 г. (ГБЛ, ф. 25, карт. 25, ед. хр. 6):

О, если б знали Вы, мой дорогой Борис, Как я жалел, что отлучился В тот вечер из дому. Поверьте, Что

видеть Вас, обнять, пожать Вам руку Мне так хотелось бы теперь!.. Ведь я всю Пасху тосковал, меня Бессонница заела совершенно, И мысли мрачные, одна другой черней, Измучили меня. В меня вселился ужас, Как ядовитые глаза растоптанной змеи. Мне так хотелось бы Вас видеть, Хотелось бы послушать Вас, Вы так спокойно говорите, Уютный человек Вы, добрый и сердечный, Ведь с Вами посидишь — на сердце точно легче, И мысли мрачные летят далеко прочь. <…> Однако, мой Борис, я посылаю Свое стихотворенье Вам прочесть. Апухтину как будто в подражанье Оно написано, Но, разумеется, куда же мне до образца!.. Простите Вы его, но при свиданьи (Я не суда жду, нет) я умоляю Лишь не сердиться на меня. Я не поэт, Не Эллис, не Аврелий, я не Белый, Я черный меланхолик!..

(38) Статья «Ибсен и Достоевский», написанная Белым в конце 1905 г. (впервые опубликована: Весы, 1905, № 12, с. 47–54), наглядно отразила перелом в его мироощущении, сказавшийся, в частности, на переоценке творчества Достоевского. Героям Достоевского Белый противопоставил в ней героев драм Ибсена: «Достоевский — натура широкая, а Ибсен — высокая»; «Боргманы, Сольнессы, Рубеки еще слишком прямолинейны, тяжелы <…> Но зато герои Ибсена — воистину герои»; «Герои Ибсена твердо гибнут в горах, не разболтав того, о чем иные кричат в дрянненьких трактирах»; «Герои Ибсена целомудренней на слова. Но мы не имеем права сказать, будто апокалиптическая истерика Достоевского им совершенно чужда только потому, что эти последние выбалтывают свою душу в грязненьких трактирах. <…> Я не знаю, что ужаснее, — холодная готовность умереть, борясь с роком, или мистика бесноватых Карамазовых» — и т. д. (Арабески, с. 96–99).

(39) В первоначальном варианте текста далее следовало:

Он с любовью выращивал во мне «Пепел», видя в нем шаг вперед от «Золота в лазури» к Некрасову; ни художник, ни философ, ни литератор, а мечтающий о «земском враче», — он живет в памяти как со-символист и со-аргонавт

(ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 42).

(40) Вокруг Стефана Георге группировались немецкоязычные поэты и критики символистско-неоромантической и панэстетической ориентации (М. Даутендей, О. Шмиц, Г. фон Гофмансталь, Л. Клагес, Ф. Гундольф, К. Вольфскель, К. А. Клейн, Э. Бертрам и др.).

(41) Максимилиан Шик вошел в круг московских символистов весной 1903 г.; став берлинским корреспондентом «Весов», неоднократно выступал со статьями о немецкой литературной и культурной жизни. См. статью «Максимилиан Шик — посредник между русской и немецкой культурами» (в сб.: Из истории русско-немецких литературных взаимосвязей. М., 1987, с. 170–187).

(42) В первоначальном варианте текста далее следовало:

Встреча с настоящими литераторами, принятыми в «Скорпионе» и попавшими в список избранных, вызвала грустное впечатление встречи с чем-то отполированным, безупречным, но — узким и скучным, с чем «аргонавты» ужиться бы не могли; и поздней уже в недрах «Скорпиона» и в недрах «Эстетики» мы, некогда собиравшиеся друг у друга, встречались друг с другом, как земляки на чужбине