Начало
Шрифт:
– Иди сюда и увидишь. Кто-нибудь, зажгите лампу.
– Эй, как здорово пахнет, – сказал Боб Грин. – Прямо как на Рождество в Хауселлз-Холле, когда я мальчишкой ходил туда петь рождественские псалмы.
– Ты принесла этот пунш для нас? – спросил Тимоти, подходя ближе и втягивая в нос чудесный аромат.
– Да, в этой девушке что-то есть, – заметил Сэм Ловаж. – Как ты считаешь, Фред?
Фред кивнул. Он изо всех сил сжимал зубы, чтобы они не так сильно стучали. Взяв горячую кружку в руки, он стал дышать прямо в нее, чтобы немного отогреть лицо в горячем пару,
– Джесс еще слишком молод, чтобы пить, – сказал он. – Парень может сразу опьянеть.
Фреду было шестнадцать, и он был всего лишь на год старше Джесса, но он любил повоображать. К тому же был ревнив.
– В твоей, кружке есть ломтик лимона? – спросил он, пытаясь заглянуть в кружку Джесса.
– Да, и я тебе его не отдам, – ответил ему Джесс.
– Как называется этот напиток? – спросил Джордж Хопсон, глядя на Бет.
– Наверное, это – пунш, – ответила Бет.
– Я бы назвал это – коньяк с пряностями, – заметил Тимоти Роллз.
– А я – тодди, – вклинился Лини, пильщик.
– Это поссет, [3] – заметил Джордж. – Просто поссет, вот и все!
– Что бы это ни было, Джордж, напиток помог тебе разговориться, – заметил Берт Минчин. – Виданное ли дело, за две минуты целых два высказывания.
– Это совсем не посеет, – заметил Стив Хьюиш. – Поссет делают из творожной сыворотки.
– Это называется бишоп, – заметил Боб Грин. – Я пил это в Хауселлз-Холле.
– Эй, – сказал Фред, протягивая свою кружку Бет. – Ну-ка, повтори!
3
Пунш, тодди, посеет, бишоп – горячие алкогольные напитки с пряностями, вином, а иногда и с творожной сывороткой.
– Вы закончили крышу? – спросила работников Бет.
– Да, мы все сделали, – ответил Тимоти. – Единственная дырка, которая там осталась, это отверстие для печной трубы.
– Ой, чуть не забыл, – сказал Фред. Он взял молоток и стамеску отца, потом залез на стул и начал что-то выбивать на новой балке под потолком.
– Фредди, что ты там делаешь?
– Ради Бога, не вали крышу на нас еще раз.
– Вот, – сказал Фред. Он высоко поднял лампу и показал всем, что он вырезал на балке дату окончания работы: 15 января 1892 года.
– Ну как? – спросил Фред. – Я, может, и не такой хороший резчик, как Кит Меддокс, помяни Господи его душу, но я хорошо вырезал эту дату, не правда ли?
Сэм ничего ему не ответил, да и все остальные примолкли, потому что в дверях появился дед Тьюк.
– Бог ты мой! Что здесь происходит? Такой дух, что можно упасть замертво.
– Хозяин, – медовым голоском начал Тимми. – Мы так быстро закончили крышу, что молодая мисс посчитала, что это следует отметить. Понимаете нас, мастер?
– Да, и вы слишком быстро заливаете себе в глотку мое бренди.
– Вы правы, мастер, и я никогда прежде не пробовал ничего лучше.
– Ну, если я вам не помешаю, – заметил,
– Конечно, конечно, вот ваша кружка. Хозяин, вы тоже должны выпить за новую балку, чтобы она стояла как можно дольше и была крепкой. Чтобы под новой крышей работа шла полным ходом и на долгие времена.
Старик казался довольным и с удовольствием выпил. Но он все еще хмурился на Фреда Ловажа, который упомянул имя Кита Меддокса всуе.
– Фред! – быстро прошептал ему на ухо Сэм Ловаж. – Давай, скажи ему что-нибудь приятное, чтобы подмаслить старика!
– Мастер! – воскликнул Фред и громко икнул. Он высоко поднял вверх свою кружку. – За ваше драгоценное здоровье, и черт бы вас побрал! Аминь!
После этого события каждый год в январе работники всегда напоминали Бет о дате и говорили:
– Не пора ли праздновать, мисс, а?
И Бет каждый год готовила им пунш. Дед Тьюк неизменно ворчал по этому поводу, но на самом деле ему нравилось, что у них сложилась такая традиция, и он сам старался не пропустить «празднование». Это показывало, что дела идут у него хорошо. Дед Тьюк весьма ценил проявление стабильности и традиций. Ему также было приятно продемонстрировать работникам свою щедрость. Так было весной 1894 года, когда Тимоти Роллз обратился к нему с просьбой повысить зарплату работникам.
– Повысить зарплату! Бог ты мой! Вы и так получаете больше всех остальных в округе. Ну, вы и шустрые. А бесплатная растопка для печи? А сливы и яблоки из моего сада каждую осень? И каждый год Бет вам готовит пунш. Хватит, я больше ничего не желаю слышать о повышении зарплаты!
Тимоти вышел, а дед Тьюк сидел и ворчал на Бет, которая отмечала проделанную работу каждого плотника. Он схватил карандаш и начал его затачивать резкими быстрыми рывками. Кусочки карандаша рассыпались у нее на странице гроссбуха.
– Ты что молчишь? – обрушился он на Бет. Его злило ее молчание. – Ты, конечно, считаешь, что я должен был дать им эту прибавку.
– Если вы не можете себе это позволить, то, конечно, – нет, – спокойно заметила Бет. – С моей точки зрения, это было бы глупо. – Она сдула очистки карандаша и перевернула страницу. – Я только думаю, что нам могут повредить слухи, что дела ваши идут так себе.
– Мои дела? Кто тебе сказал, что у нас ненадежны дела? Я тебе никогда не говорил об этом! Черт тебя побери, ничего подобного.
Старик замолчал и уставился на ящичек, где хранил наличность.
– Если дела идут хорошо, – пробормотал он через некоторое время, – то все прочно и надежно!
Он встал и вышел, и Бет слышала, как он разговаривал с Тимоти Роллзом.
– По поводу прибавки, ты скажи работникам, что мне нужно подумать об этом.
В следующую субботу, когда они пришли, чтобы получить свою зарплату, дед объявил, что взрослый работник теперь станет получать восемнадцать шиллингов, а каждый подмастерье – семь шиллингов и шесть пенсов. Потом он нахмурился и начал тщательно отсчитывать кучки монет.