Начало
Шрифт:
– Я заведую отделением истории в нашей школе, мисс Изард, и только я могу делать те или иные выводы по поводу школьного материала.
– Святое право, ничего не скажешь, – пробормотала Крабб.
Как-то мисс Сайлк налетела на Бетони, держа в руках листочек бумаги. Эта сцена произошла в учительской, потому что мисс Сайлк обожала публичность.
– Мисс Изард, вы повесили на доску объявление по поводу посещения Виндзорского замка. Оно составлено нечетко, и я его не понимаю. «Девушки, обращайтесь к мисс Сайлк шестнадцатого мая и приносите деньги один
Бетони взяла у нее объявление и переписала его на обратной стороне бумаги.
– Вот, – сказала она, отдавая листок обратно. – Теперь даже самым бестолковым все станет ясно.
Мисс Сайлк вылетела из комнаты, и дверь с шумом захлопнулась за ней.
– Ну все, – подытожила Крабб. Теперь вас никогда не пригласят посмотреть коллекцию птичьих яиц.
– Она что – сама их откладывала?
– Нет, нет, это делали милые птички – синички, и голуби, и ласточки. Она разрешает птицам нести яйца, и делает это только потому, что считает, что все происходит путем девственного зачатия – партеногенеза!
– Я должна рассказать ей кое-что из моего опыта проживания в сельской местности, – заметила Бетони.
Если бы не Крабб и Хорс, ей было бы одиноко в школе.
Иногда под ее комнатой в Метлок-Террас мистер Торзби играл на скрипке. Он исполнял Моцарта и Мендельсона и старые народные мелодии «Барбара-Эллен» и «Воды Эфтона». Как-то, когда они столкнулись на лестничной площадке, он спросил, не мешает ли ей его игра. Бетони сказала:
– Нет! Наоборот – мне очень нравится ваше исполнение.
Он сразу же пошел к себе в комнату и быстро закрыл за собой дверь, как будто боялся, что она может последовать за ним.
Однажды, когда Эдна была в комнате Бетони, он начал играть «Я пьян от твоего взгляда», и Эдна начала рыдать.
– Он знает, что я обожаю эту мелодию, и он знает, что я сейчас у тебя! Боже мой, ты, наверное, считаешь меня ужасно глупой, но я страдаю!
Как-то вечером, когда Бетони пошла на почту, чтобы отправить свои письма, Эдна стояла у дверей мистера Торзби и слушала, как он играет гаммы. Бетони сделала вид, что ничего не видит, спокойно спустилась вниз по лестнице и пошла по своим делам. Когда она вернулась, Эдны уже не было, а мистер Торзби играл сонату Моцарта.
В Троицын день Бетони и Эдна прогуливались в парке. Был жаркий солнечный день, по аллеям ходило много отдыхающих. Эдна углядела среди них мистера Торзби. Он лениво прохаживался у утиных прудов.
– Вон Эдвард! – сказала она. Потом схватила Бетони за руку и потащила ее туда.
– Я была уверена, что он придет. Он знает, как я люблю слушать оркестр в парке.
Мистер Торзби шел им навстречу, рассеянно посматривая на толпу. Когда Эдна и Бетони были уже недалеко, он рассеянно глянул на них, потом перевел взгляд на детей, которые играли в мяч, и прошел мимо, заложив руки в карманы
– Бог мой! – воскликнула Эдна. – Иногда Эдвард бывает таким невыносимым. Прошел мимо. Такой мрачный. И все потому, что я не одна! Ты знаешь, так все время случается! Если со мной кто-то есть, он всегда проходит мимо.
Бетони шагала молча. Ей показалось, что мистер Торзби вообще их не заметил. Он, как всегда, думал о чем-то своем.
– Эдна, – сказала она через некоторое время. – Ты уверена в чувствах мистера Торзби?
– Уверена? – спросила Эдна. Она резко остановилась и уставилась на Бетони.
– Ты что, считаешь, что я все вру?
– Нет, я просто думаю, может, ты ошибаешься!
– Тогда ты считаешь меня дурой! – заявила Эдна, и ее пальцы в белых перчатках начали нервно крутить зонтик на плече. – Я могу быть или тем, или другим. Или лгунья, или дура! Иного просто не может быть.
– Пожалуйста, не глупи, – попросила Бетони.
Но Эдна уже завелась.
– Я уже ухожу! Ты можешь гулять одна, ты, учителка!
Она побежала прочь по зеленому склону к южному выходу на Метлок-Террас.
Бетони подумала, не последовать ли ей за Эдной, потом пожала плечами и пошла дальше. Эдна и ее проблемы подождут! День был слишком хорошим, чтобы проводить его дома.
На верху холма трое детей запускали воздушный змей. Бетони с удовольствием наблюдала за ними. Ярко-желтое полотнище змея напряглось в потоке сильного горячего воздуха, потом несколько опало, когда напор воздуха уменьшился. Затем змей запутался в ветвях дуба.
Недалеко от Бетони молодой человек тоже наблюдал за змеем. Он подошел и что-то сказал детям, затем направился к дереву и начал карабкаться на него среди густых ветвей и плотной листвы. Молодой человек спустился вниз с целым и невредимым змеем в руках. Дети забрали свое сокровище и убежали с ним, видимо, туда, где было больше свободного места и меньше деревьев. Молодой человек вдруг упал на траву и начал корчиться от боли.
Бетони подошла ближе и посмотрела на него. Он лежал плашмя на спине, прижав руки к животу. Глаза у него были плотно закрыты, а густые черные брови нахмурены. Худое лицо покрылось потом.
– С вами все в порядке? – спросила Бетони, наклоняясь к молодому человеку. – Вы не больны?
Он открыл глаза и медленно сел.
– Когда я лез на дерево, то несколько переусердствовал.
Он встал и вытер лицо грязным платком.
– Сегодня слишком жаркий день для физических упражнений, – сказал он.
Ему было около двадцати лет, хотя волосы уже поседели на висках, и он был удивительно худым – потрепанный пиджак так и висел на нем, как на пугале. И еще этот странный акцент. Бетони как-то слышала человека, говорящего с таким акцентом; она улыбнулась.
– Чего вы смеетесь? – спросил он.
– Вы так интересно говорите. Мне кажется, вы из Йоркшира.
– Откуда же еще, – ответил ей молодой человек. Он стоял перед ней, засунув руки в карманы пиджака и не отводя от нее упорного взгляда.