Начало
Шрифт:
— Не смей играть с едой! — прикрикнула на него Алосветик. — Что еще за безобразие? Настоящий воитель никогда не проявляет неуважения к пище. Эта землеройка погибла для того, чтобы мы могли жить.
Репейник уселся и сердито посмотрел на мать:
— Ты просто не хочешь, чтобы я стал воителем! Ты хочешь, чтобы я вечно оставался маленьким котенком.
Острозвезд шутливо потрепал его по уху:
— Сомневаюсь, что твоей маме это бы удалось.
Репейник горделиво выкатил грудку:
— Уж если я встану
— Я верю, — негромко ответил Острозвезд.
Глядя на то, как предводитель неторопливо обходит поляну, подбадривая котов, Синелапка убедилась, что все сомнения покинули Острозвезда. Решение было принято, а значит, настало время действовать. Предводитель шагал, расправив плечи и высоко держа голову, и казалось, будто он уже ведет свой отряд в бой.
Интересно, сколько жизней он уже потерял, и сколько у него осталось? Может быть, вся уверенность Острозвезда коренится в том, что эта битва не может стать для него последней? И вообще, почему девять жизней даются одним только предводителям? Было бы гораздо полезнее, если бы Звездное племя делало такой подарок каждому коту!
Лунница неслышно вышла из папоротников, ее желтые глаза слабо светились в полумраке.
— Сегодня вы должны лечь спать пораньше, — промурлыкала она, подходя к дочерям и по очереди ласково касаясь их щек своей. Синелапка почувствовала запах страха, исходящий от материнской шерсти, однако голос Лунницы звучал спокойно и уверенно. — Я ведь до сих пор не видела ваших гнездышек в новой палатке. Как вы там устроились? Уютно?
— Я бы не отказалась подстелить себе немного мха, — пожаловалась Снеголапка. — Папоротники очень колются.
— Я сейчас принесу тебе мха со своей подстилки, — воскликнула Лунница, бросаясь к воинской палатке.
— Ты будешь есть? — спросила Пестролапка, жадно глядя на воробья, по-прежнему валявшегося перед Синелапкой.
Синелапка покачала головой и пододвинула еду поближе к ученице.
— Мою тоже можешь взять, — вздохнула Снеголапка, отшвыривая свою мышь.
Пестролапка жадно облизнулась.
— Ну, раз вы настаиваете, — промурлыкала она. — Надеюсь, урчание ваших пустых животов не разбудит меня до рассвета!
Синелапка встала и изо всех сил потянулась так, что лапы задрожали от натуги. Ветер стал холоднее, он трепал ее шерсть и кусал за уши. Синелапка пролезла в свою палатку и принялась взбивать лапами папоротник подстилки, чтобы зарыться в него и хоть немного согреться.
Снеголапка вошла за ней следом.
— Ты устала?
— Просто не хочу ждать до завтра, — покачала головой Синелапка. — Хочу, чтобы поскорее настало утро. — Она принялась вылизывать свои лапы. От них все еще пахло детской, и Синелапке на какой-то миг вдруг захотелось вновь очутиться в безопасной тесноте своего детского дома вместе с Лунницей, Алосветик и котятами.
Впервые за всю свою жизнь она чувствовала, что не готова стать воительницей. Отогнав эту тоскливую мысль, она расправила плечи и уже хотела лечь, но тут зашуршали папоротники, и в палатку вошла Лунница, прижимая подбородком огромную охапку мха.
Она бросила половину своей ноши на подстилку Снеголапки, а вторую половину высыпала под лапы Синелапки. Не говоря ни слова, Лунница принялась разравнивать и утаптывать мох лапами, чтобы сделать гнездышки дочерей еще мягче и уютнее.
Синелапка смотрела на нее со странным чувством опустошенности.
— Лунница?
— Что, милая?
— В скольких битвах ты сражалась?
Лунница ненадолго задумалась.
— Ах, дорогая, их было так много, что и не упомню. Но только это все были пограничные стычки, когда мы прогоняли соседей, вторгшихся на нашу территорию. Завтра я впервые буду участвовать в нападении на территорию соседей.
— А ты волнуешься?
— Что ты пристаешь к маме со всякими глупостями? — фыркнула Снеголапка. — Конечно же, она ни капельки не волнуется! Она ведь Грозовая воительница, а не какая-нибудь бродячая кошка.
Лунница ласково лизнула ее между ушей и покачала головой:
— Все воители волнуются перед битвой — если не за себя, то за своих товарищей и за все племя. Это волнение закаляет их сердца, обостряет чувства и когти, зажигает в них жажду победы.
Синелапка вздохнула, чувствуя, как расслабляется в ее желудке тугой узел напряжения и страха. Мамины слова успокоили ее, и она перестала чувствовать себя перепуганной мышкой. Внезапно она почувствовала страшную усталость и, широко зевнув, уселась на свою подстилку.
— Спасибо за мох, — сонно улыбнулась она матери.
Снеголапка беспокойно топталась возле своей подстилки.
— Теперь слишком мягко! — пробурчала она.
— Зато тепло, — успокоила ее Лунница. — После битвы мы с вами сходим в лес, наберем побольше мха, и у вас будут подстилки мягкие, как пух!
Синелапка закрыла глаза. Она представила, как бежит по лесу между Лунницей и Снеголапкой, а битва давно закончилась, и беспокоиться нужно только о том, чтобы раздобыть самого мягкого мха. Эта мысль согрела и успокоила ее.
— Я лягу между вами и полежу, пока вы не уснете, — проговорила Лунница, устраиваясь между двумя их подстилками. Она тихонько замурлыкала, и вскоре до Синелапки донеслось сонное дыхание Снеголапки. Придвинувшись поближе к теплому материнскому боку, она зарылась в мягкую шерсть Лунницы и глубоко вдохнула ее знакомый запах, напоминавший о месяцах, проведенных в детской.
Счастливая и успокоенная, Синелапка провалилась в сон.
Сквозь сон она почувствовала, как Лунница пошевелилась.