Начало
Шрифт:
Но когда расстояние между ними уменьшилось, Нора засомневалась в своем диагнозе. Зрачки Редферна были мертвенно-черные, белки налились кровью. Рот не закрывался, нижняя челюсть странно отвисала, словно выйдя из суставов. И от него шел невероятный жар, температура тела была куда выше, чем даже при сильной лихорадке.
– Капитан Редферн, капитан Редферн, – повторяла Нора, пытаясь вывести его из этого состояния.
Пилот приблизился, в его глазах, словно бы прикрытых пленкой, горел дикий, хищный голод. Джим все еще сидел на полу, он не шевелился с того момента, как Нора увидела его. Редферн явно был настроен агрессивно, и Нора пожалела, что у нее нет оружия. Она огляделась, но увидела только внутрибольничный телефон.
Нора сдернула трубку со стены, однако не успела нажать ни одной кнопки: Редферн набросился на нее и швырнул на пол. Нора не выпустила трубку, поэтому шнур вылетел из настенной розетки. Редферн, обретший поистине маниакальную силу, навалился на Нору и прижал ее руки к полу. Его лицо напряглось, горло раздулось. Нора подумала, что сейчас его вырвет прямо на нее, и завизжала что есть силы.
Из двери, ведшей на лестницу, выскочил Эф и всем телом врезался в Редферна. Пилот, отлетев в сторону, распластался на полу, но тут же стал медленно подниматься. Эф не пошел к нему, лишь успокаивающе протянул руку в сторону пациента:
– Подождите…
Редферн зашипел. Не как змея – звуки шли откуда-то из горла. Его черные глаза были пусты. И тут рот капитана раздвинулся в улыбке. Точнее, могло показаться, что человек улыбается, потому что пришли в движение соответствующие лицевые мышцы, однако улыбкой это не было. Рот распахнулся… распахнулся шире… он открывался и открывался, и этому процессу, казалось, не было конца.
Нижняя челюсть ушла вниз, и изо рта пилота вылезло что-то розовое и мясистое, но не язык, а нечто более длинное, мускулистое, сложносоставное… и извивающееся. Будто Редферн проглотил живого кальмара и одно щупальце торчало изо рта.
Эф отпрыгнул назад. Пытаясь удержаться на ногах, он ухватился за подвернувшийся штатив для капельницы и выставил его перед собой, как пику, не подпуская Редферна и торчащую из его рта мерзопакость. Редферн вцепился в обращенный к нему конец металлического шеста, и тут эта дрянь стрелой вылетела из его рта, легко преодолев два метра штатива. Эф едва успел увернуться.
Шлеп! – это оконечность щупальца, узкая, заостренная, как мясистое жало, ударилась о стену.
Редферн рванул штатив с такой силой, что тот переломился пополам, а Эфа отбросило к двери, ведущей в одно из подсобных помещений. Пилот двинулся за ним с голодным блеском в черно-красных глазах. Эф вбежал в помещение, оглядываясь в поисках чего-нибудь такого, чем можно было бы остановить Редферна. На глаза ему сразу попался лежавший на полке и подключенный к зарядному устройству трефин – хирургический инструмент с вращающейся зубчатой коронкой, который обычно используется при краниотомии.
Эф включил трефин, коронка завертелась. Редферн был уже совсем близко, щупальце почти целиком ушло в рот, но кончик его все еще торчал между губами – по краям этого кончика раздувались и опадали какие-то мясистые пузыри. Эф попытался отсечь жало до того, как Редферн ринется в новую атаку, но промахнулся, зато отхватил от шеи пилота.
Из раны хлынула белая жидкость, которую Эф с Норой уже видели в морге, только она не ударила струей, как человеческая кровь при повреждении артерии, а потекла по больничной сорочке. Эф отбросил трефин, чтобы белая жидкость, разбрызгиваемая вращающейся коронкой, не попала ему на кожу. Редферн схватился за шею, а Гудвезер попытался нашарить какой-нибудь тяжелый предмет. Таковым оказался огнетушитель. Эф схватил его и основанием цилиндра с силой ударил Редферна в лицо – метил он, разумеется, в мерзопакостное щупальце с жалом на конце. За первым ударом последовали второй, третий… Наконец с последним ударом голова пилота резко откинулась назад, послышался треск позвоночника.
Редферн рухнул, тело больше не могло служить ему. Эф выронил огнетушитель и попятился, в ужасе глядя на то, что натворил.
В комнату влетела Нора, выставив перед собой половинку
– Все хорошо? – спросил он.
Нора кивнула, прижимая руку ко рту. Она указала на Редферна: из разрезанной шеи выползали черви. Красноватые черви, словно насосавшиеся крови, покидали тело – так тараканы разбегаются из комнаты, где включили свет.
Эф и Нора попятились к открытой двери.
– Что, черт побери, произошло? – спросил Эф.
Нора отняла руку ото рта.
– Господин Кровосос, – медленно произнесла она.
Из коридора донесся стон.
«Джим!» – вспомнили оба и бросились к своему товарищу.
Третья интерлюдия
Восстание, 1943 год
Июль жарил вовсю, август обещал быть таким же. Аврааму Сетракяну, занятому ремонтом крыши, доставалось больше других. Солнце палило немилосердно, с утра до вечера, изо дня в день, но еще больше, чем солнце, он ненавидел ночи – особенно свою койку и свои сны о доме, которые раньше были единственным убежищем от ужасов лагеря смерти. Таким образом, Авраам был заложником сразу двух хозяев, одинаково безжалостных.
Темный монстр Сарду теперь приходил дважды в неделю, чтобы подкормиться в бараке Сетракяна. Возможно, с той же регулярностью он появлялся и в других бараках, но этих смертей ни надзиратели, ни другие заключенные словно не замечали. Украинские охранники списывали смерти на самоубийства, а эсэсовцы просто вносили поправки в реестр.
За месяцы, прошедшие после первого визита монстра Сарду, Сетракян, одержимый идеей победить чудовище, многое узнал от других узников, происходивших из этих мест, – например, ему рассказали о древней римской усыпальнице, которая располагалась в лесу, прилегающем к лагерю. Именно там, Авраам в этом не сомневался, монстр устроил свое лежбище, именно оттуда приходил по ночам, чтобы утолить дьявольскую жажду крови.
Если когда-либо Сетракян и испытал настоящую жажду, то случилось это в тот день в самом начале августа. Разносчики воды постоянно сновали среди заключенных, хотя многие из них сами становились жертвами тепловых ударов. Пылающую яму в тот день набили под завязку. К этому времени Сетракян уже успел раздобыть то, что ему требовалось: кол из белого дуба и немного серебра для наконечника. Таким способом раньше избавлялись от стригоев [47] , вампиров. Кол этот Сетракян заострял много дней, прежде чем снабдить его маленьким серебряным наконечником. Целых две недели Авраам планировал, как лучше пронести кол в барак и где спрятать. В конце концов он вырезал для него нишу в досках, из которых сбивали нары. Если бы охранники нашли кол, Сетракяна расстреляли бы на месте: заостренный деревянный брусок ничем, кроме оружия, быть не мог.
47
Стригой – в румынской мифологии злой дух, мертвец, покидающий ночью могилу и бродящий по окрестностям. По легендам, может превращаться в зверя. Стригои сродни оборотням. У них рыжие волосы, голубые глаза и два сердца.
Ночью Сарду пришел в лагерь позже, чем обычно. Сетракян лежал недвижно, терпеливо дожидаясь момента, когда монстр начнет пить кровь молодого румына. Авраам испытывал жуткое отвращение, его мучила совесть, он молился о прощении… но это было частью его плана: сытая тварь будет менее бдительной.
Наконец сквозь зарешеченные окошки в восточной стене барака проник синий свет приближающейся зари. Именно этого момента и ждал Сетракян. Он наколол указательный палец – на сухой коже появилась алая капелька – и… оказался совершенно не готов к тому, что произошло дальше.