Начинали мы на Славутиче...

Андрющенко Сергей Александрович

Однако вернусь к окончанию Проскурово-Черновицкой операции. Как уже было сказано, к началу апреля 1944 года в районах Тернополя и Скалы были окружены две вражеские группировки, которым грозило полное уничтожение. Гитлеровское командование не хотело, конечно, с этим примириться. Оно стало стягивать силы, способные деблокировать запертые в кольцо войска. В частности, против корпуса, занимавшего двадцатикилометровый участок обороны на рубеже южная окраина Слобода Злота, Тесарувка, и нашего левого соседа — 18-го гвардейского стрелкового корпуса немцы подтянули две свежие танковые дивизии СС и три пехотные. 4 апреля во второй половив дня они произвели разведку боем в направлении из Мужелув на Подгайцы, затем почти без паузы ввели

в бой главные силы 9-й танковой дивизии СС и потеснили части В. Я. Петренко, действовавшие в составе 18-го корпуса. 226-я дивизия была нашим непосредственным соседом слева. Увидев, что она начала отходить, гитлеровцы сразу же усилили свою ударную группировку, введя в бой свежие силы. Именно в этот момент и произошла наша встреча с Василием Яковлевичем. Он менял наблюдательный пункт, а я с командующим артиллерией ехал на левый фланг корпуса, в 8-ю дивизию. Мы встретились на дороге, и Петренко, поздоровавшись, первым делом попросил меня:

— Помоги огнем! Иначе можем не выстоять…

Я уже знал о трудном положении 226-й от генерала Смирнова, а также от своих разведчиков и, разумеется, не мог отказать Петренко. Отход его частей оголил бы наш фланг и создал угрозу выхода противника в тылы корпуса. Я развернул карту.

— Показывай районы, где, по твоим данным, у немцев установлены цели, заслуживающие особого внимания. Разумеется, в пределах досягаемости нашей артиллерии.

Василий Яковлевич взял карандаш и сделал на карте несколько пометок. Я подозвал полковника В. А. Квашневского и спросил:

— Ну как, бог войны, поможем соседу?

Квашневский посмотрел на карту и, обращаясь к Петренко, сказал:

— А где сейчас ваши полки? Чтоб своих не зацепить случайно… — Получив соответствующее разъяснение, начарт повернулся ко мне: — Огонь, Сергей Александрович, можем открыть через пятнадцать минут. Дадим залп «катюш», а потом ударим артиллерийским полком восьмой дивизии. Думаю, будет достаточно. Верно, товарищ Петренко?

— Вполне! — живо воскликнул тот. — Ну, мне пора!

Петренко торопливо попрощался. Он очень спешил. Больше во время войны мы с ним уже не встречались. До победы и какое-то время после нее Василий Яковлевич командовал дивизией, потом корпусом, окончил Академию Генерального штаба, был первым заместителем командующего армией, затем преподавал в академии, стал кандидатом военных наук, профессором.

* * *

Продвижение немцев на участке 226-й дивизии вскоре было остановлено. Однако к этому времени под давлением превосходящих сил противника начал отходить наш сосед справа — 106-й стрелковый корпус. По нему тоже был нанесен сильный контрудар. На очереди были мы.

К исходу дня стало известно, что перед фронтом корпуса немцы сосредоточили до двух пехотных дивизий и около шестидесяти танков. Авиация группами в 20–40 самолетов беспрерывно бомбила наши боевые порядки, особенно в районах Слобода Злота и Козови, где стояла 359-я стрелковая дивизия. Здесь, по-видимому, противник и готовился нанести главный удар. К такому выводу мы с Никитой Емельяновичей пришли, обсудив поздно вечером сложившуюся обстановку.

— Вот что, Сергей Александрович, — сказал Чуваков, — распорядитесь-ка, чтобы восьмая дивизия была в готовности к переброске части своих сил на левый фланг корпуса в район Бяла Керница.

Собственно, это был последний боевой приказ Чувакова по корпусу. Никита Емельянович чувствовал себя все хуже. Когда ночью позвонил генерал Г. А. Тер-Гаспарян и спросил о здоровье комкора, я откровенно рассказал ему обо всем.

— Как бы это не кончилось плохо, — заметил я.

— Подождите у телефона, — сказал Геворк Андреевич. — Я сейчас.

Через несколько минут снова послышался в трубке его голос:

— Командарм приказал Чувакову завтра же, несмотря ни на что, отправляться в госпиталь. К вам будет назначен новый комкор. А теперь доложите обстановку.

Я

высказал наши опасения за левый фланг. В ответ Г. А. Тер-Гаспарян сообщил:

— Завтра на усиление корпуса прибудет четырнадцатая танковая бригада. Ваша задача: прочно удерживать занимаемый рубеж обороны, не допустить прорыва противника к реке Стрыпа.

На другой день утром мы проводили Чувакова в госпиталь. Прощание было очень трогательным. Мы подружились, научились понимать друг друга с полуслова. Никита Емельянович — чуткий, вдумчивый человек, с ним было приятно работать. Посадив Чувакова в машину, я и начальник политотдела А. И. Романов долго смотрели ей вслед. Каждый из нас, вероятно, думал об одном и том же: «Каков-то будет новый комкор?»

Обстановка на участке корпуса между тем осложнялась с каждым часом. Как мы и предполагали, немцы после сорокаминутной артподготовки форсировали реку Коропец в районе Подгайцев и начали наступать основными силами на Бучач, а частью сил на Бялу Керницу. Здесь стоял один из батальонов 1196-го стрелкового полка 359-й дивизии, которому и пришлось принять бой с превосходящими силами противника. Как потом рассказал мне начальник штаба этого соединения подполковник Михаил Иванович Протопопов, бывший в районе Бялой Керницы, события здесь развивались так.

В первые же минуты боя прямым попаданием в блиндаж комбата была выведена из строя ячейка управления. Командование принял на себя подоспевший к месту события заместитель командира полка майор И. Ф. Банатин. Уроженец Рязанщины, он в первые же дни войны добровольцем ушел на фронт, командовал отделением, затем взводом, ротой, батальоном. Дважды его ранило, но несильно, и, отлежавшись в медсанбате, Банатин быстро возвращался в строй. Обладая огромным боевым опытом, офицер всегда действовал решительно и в то же время осмотрительно. За командирское умение и личное мужество И. Ф. Банатин был награжден орденами Красной Звезды и Отечественной войны II степени.

Учитывая конфигурацию местности, Банатин сосредоточил артиллерию на двух танкоопасных направлениях. Здесь же поставил он и несколько групп истребителей танков, которые усилил саперами. Выдвинув на небольшие высотки пулеметы и автоматчиков, офицер создал систему косоприцельного многослойного огня, прикрывающего промежутки между ротными опорными пунктами. Если противник попадал в них, то оказывался зажатым с двух сторон плотным огнем.

Попытка гитлеровцев прорвать оборону батальона с ходу не удалась. Потеряв два танка, они откатились. Однако скоро снова поднялись в атаку и опять вынуждены были отойти. Тогда они вызвали на помощь авиацию. Полчаса вражеские самолеты беспрерывно бомбили наши позиции. Многих бойцов недосчитались после этого в батальоне. Однако Банатин и тут не растерялся. Он перераспределил оставшихся солдат и быстро восстановил систему огня. Третья вражеская атака была также отбита. Но положение оставалось тяжелым. Фашисты, имея большое преимущество в силах, могли уничтожить подразделения этого батальона. Поэтому комдив принял решение отвести их на южную окраину Ленчувки, где проходил довольно выгодный в тактическом отношении рубеж. Сюда же, чтобы усилить нашу оборону, был переброшен и 1-й батальон 310-го полка 8-й дивизии.

Как и обещал генерал Г. А. Тер-Гаспарян, на усиление корпуса прибыла 14-я танковая бригада. Ей было приказано во взаимодействии с частями 359-й стрелковой дивизии выбить противника из Бялой Керницы и занять оборону по восточному берегу реки Коропец. Но из-за слабой разведки системы огня гитлеровцев и местности, а также слабого взаимодействия с артиллерией при подходе к указанному району бригада столкнулась с тяжелыми танками немцев, навязавших ей бой в невыгодных условиях. Фашистские машины вели огонь с высот правого берега реки Коропец и были укрыты в окопах, тогда как наши танки шли по открытой местности. Бригада потеряла несколько машин и вынуждена была отойти к Ленчувке.