Национальность – одессит
Шрифт:
Профессор Занчевский начал с простого — материальной точки. Я ответил. Предыдущим студентам этого хватало, чтобы получить зачет. Мне задали следующий вопрос о системе материальных точек
Поняв, что вопросов будет много, сказал:
— Господин ректор, я могу ответить и на этот вопрос, и на все следующие, но стоит ли нам терять время? Вы хотите меня завалить, поэтому считайте, что я не знаю тему. Для диплома первой степени мне хватит других зачтенных предметов.
Он смутился, слегка покраснев, и произнес фальшиво:
— С чего вы взяли, что хочу завалить?!
Я не стал отвечать.
— Пытаюсь понять, почему вы,
— Может, потому, что знаю, чем все закончится? — задал я встречный вопрос.
— И чем, по вашему мнению? — чисто по-одесски повторил ректор мой маневр.
— Русским бунтом, бессмысленным и беспощадным, в сравнение с которым трагедия в кофейне Либмана покажется детской шалостью, — ответил я.
Этот террористический акт сочли слишком жестоким даже самые отъявленные революционеры.
— Я прожил пять лет во Франции, бывал в Голландии, Англии. Для меня республиканский строй, свобода и равенство сословий, национальностей, вероисповеданий и полов естественны. Но я знаю, как проходили революции в этих странах, и предполагаю, что в России все будет намного кровавее, поэтому выступаю за постепенное, мирное изменение существующего строя, — продолжил я.
— На это уйдет слишком много времени, а изменения нужны прямо сейчас. Надеюсь, что все будет не так, как вы предполагаете, — уверенно заявил он.
— Да-да. Выйдут люди в белом и чистыми руками разгонят черные силы… — подсказал я. — Не мне объяснять вам, ученому-механику, насколько опасны теории, которые противоречат аксиомам, полученным практическим путем.
После моих слов взгляд его потерял враждебность, хотя сомневаюсь, что переубедил оппонента. Если бы не советский бэкграунд, мы были бы соратниками, но, к счастью, у меня таки есть, на что облокотиться.
— Что ж, будущее покажет, кто из нас прав! — оптимистично произнес ректор Занчевский и зачел мне полугодие со словами: — За умение отстаивать свою точку зрения.
Интересно, вспомнит ли он мои слова, когда победившая революция поведет на расстрел этого вечного борца за справедливость, или к тысяча девятьсот тридцать седьмому году поумнеет и угомонится?
80
Сидеть в Одессе во время зимних каникул у меня не было желания. Каждый раз, заходя в ресторан, я выбирал столик рядом с укрытием, чтобы успеть спрятаться, если очередные придурки решат закинуть в зал пару бомб. Затем стал посещать только те, где были кабинеты. Так выходило дороже, зато спокойнее. Стефани и Вероник Соколовых я отправил в Кишинев к маме, а сам уехал первым классом в Санкт-Петербург, чтобы там пересесть на «Северный экспресс» до Парижа. Оттуда собирался отправиться в Альпы, чтобы покататься на лыжах и заодно положить большую часть украденного в Бессарабско-Таврическом банке на счет в каком-нибудь швейцарском. Правда, понятия не имел, развит ли сейчас зимний туризм. Если нет, прокачусь по Европе. Все интереснее, чем во время еды ждать, когда подадут бомбу.
Вагон первого класса был заполнен всего на четверть. Перед Рождеством путешествовали только по крайней надобности. Кстати, в Западной Европе, которая живет по Григорианскому календарю, оно уже прошло. Там встречают Новый год. Так что мне предстоит путешествие на несколько дней в будущее, а потом возвращение в прошлое. Будет материал для романа о попаданцах
В вагоне-ресторане по случаю поста подавали только постные блюда. Впрочем, рыбу сейчас употребляют часто и готовить ее умеют очень хорошо. Попробовал первый раз в жизни солянку московскую рыбную и винегрет из осетрины. Такое себе, на любителя.
Когда отъезжал из Одессы, там еще не было снега, а в Черкассах уже лежал тонким слоем, который становился все толще по мере продвижения на север. Отвык я от настоящих зим. В вагоне было тепло, а в начале ночи, когда проводники основательно протапливали печь березовыми дровами, становилось душновато.
В Санкт-Петербург падал колючий снег. Резкий, пронизывающий ветер умудрялся забраться под высокую стеклянную крышу, гоняя мелкие снежинки по перрону, иногда закручивая в воронки. На вокзале полно полицейских. Из газет я знал, что в столице тоже постоянно взрывают бомбы где попало и расстреливают чиновников. Возле вагона первого класса стоял мужик с густой бородой-лопатой, облаченный в черные шапку и шинель с бронзовыми пуговицами в два ряда и вышитым желтыми нитками на левой стороне груди адмиралтейским якорем, над которым полукругом слово «Большая», а под ним — «Северная».
— Желаете остановиться в лучшей гостинице столицы-с? — обратился он ко мне. — Доставим омнибусом.
Гостиниц Санкт-Петербурга я не знал. Предполагал, что извозчик отвезет в самую дорогую и самую лучшую.
— В ней есть электричество, телефон, горячая вода? — задал я встречный вопрос.
— Обижаете, господин хороший! — воскликнул он. — У нас есть всё и даже больше!
Мне стало интересно, что такое «больше всего», поэтому произнес весело:
— Уговорил!
— Ванька! — крикнул зазывала в шинели стоявшему неподалеку носильщику с тележкой, кривоногому, словно долго ездил на ней верхом. — Возьми багаж господина и отвези к нашему омнибусу!
Других постояльцев он не нашел, поэтому двуконный омнибус с кожаными сиденьями повез меня одного в гостиницу «Большая северная», которая располагалась на Знаменской площади, в будущем Восстания, напротив Московского вокзала. В годы советской власти ее переименуют в «Октябрьскую». Я как-то по наивности собрался переночевать в ней, но для простых смертных свободных номеров не было.
Сейчас она намного шикарнее. По обе стороны от входного тамбура по чучелу медведя, вставших на задние лапы. Стены в фойе с лакированными дубовыми панелями. Мраморный пол застелен коврами. Хрустальные люстры, надраенная бронза, кожаные диваны и кресла, картины в рамах под золото… На ресепшене три вышколенных мужчины в черных костюмах-тройках, белых рубашках и желтых галстуках-бабочках. На левой стороне груди вышит желтый вензель «СБ» по бокам от адмиралтейского якоря. Я выбрал номер из спальни и кабинета на третьем этаже за два рубля девяносто пять копеек в сутки.
Старший портье с набриолиненными, поблескивающими, тщательно уложенными, черными волосами, получив мой паспорт, поинтересовался:
— Как долго прогостите у нас?
— До утра. Поеду «Северным экспрессом» в Париж, — ответил я.
Этот поезд уходил из Санкт-Петербурга по средам и субботам в восемь утра. Завтра суббота.
— Можем забронировать место, — предложил он.
— Будьте так любезны, одноместное купе, — согласился я, потому что собирался спросить, можно ли где-нибудь поблизости купить билет или придется ехать на Варшавский вокзал.