Национальность – одессит
Шрифт:
91
«Завод анонимного общества химических продуктов и маслобоен» Александра Абрамовича Бродского находился рядом с сахарорафинадным Александровского товарищества Льва Израилевича Бродского, и оба являлись однофамильцами или дальними родственниками обчищенного мной банкира Александра Михайловича Бродского. Предприятие было солидным. Со слов профессора Петриева, имело пять паровых машин, водяные и воздушные помпы, большую печь для получения сульфата, свинцовые камеры для производства кислот, котлы для повышения их концентрации, фосфатный цех… Главным продуктом были калийные и фосфатные удобрения,
Въезд на территорию завода был через распашные кованые ворота из железных прутьев. Одна створка была открыта, и возле нее стоял охранник — мужчина немного за пятьдесят, бывший солдат, судя по выправке и бравым усам.
— Барин хочут баллон заправить кислородом, — сказал ему Павлин.
— Вон компрессорная, — показал ему охранник на дверь в торце дальнего из трех, длинного, производственного здания с небольшими оконцами почти под крышей, а потом на двухэтажное административное с высокими арочными: — но сперва туда, заплатить в кассе, — и отворил нам вторую створку ворот.
Крыльцо было три ступени, широкое, с перилами и под навесом из оцинкованного железа. Я слезал перед ним из пролетки, когда со стороны ближнего производственного здания подошел быстрым шагом мужчина лет пятидесяти двух без головного убора и в темно-синем халате вместо пальто. Подтянутый, белобрысый, с еле заметными конопушками на щеках — в общем, истинный ариец, даже если русский по национальности. Лицо показалось мне знакомым, и я кивнул, пытаясь вспомнить, где видел раньше.
Он кивнул в ответ и подсказал с немецким акцентом:
— Иногда встречаемся в ресторане гостинцы «Санкт-Петербургская». Вы там бываете с красивой дамой, — после чего представился: — Шютц Матиас Карлович, главный инженер завода.
Я назвал свое имя и добавил:
— Студент кафедры химии Императорского Новороссийского университета.
— На каком курсе? — спросил он, предложив жестом зайти в здание, потому что на свежем воздухе было холодновато, немного ниже нуля.
— На первом, — ответил я.
— Мой сын учится на третьем, — сообщил он, открыв входную дверь и предложив мне, как гостю, зайти первым.
— Миша Шютц? — догадался я.
— Да, Михаэель, — подтвердил он, остановившись в коридоре, который уходил в обе стороны, возле чугунно-деревянной лестницы на второй этаж. — Знаете его?
— Пересекались в химической лаборатории, — сообщил я.
— К нам на экскурсию? — спросил он.
— Нет, баллон заправить кислородом. Нужен для опытов, — соврал я.
— Что исследуете? — поинтересовался главный инженер.
— Целлулоид. Создаю разных цветов, — продолжил я развивать легенду.
Я действительно занимался изготовлением разноцветного целлулоида. Сперва захотелось получить окраску «под малахит», какими будут корпуса у аккордеонов, баянов, гармошек. Сейчас их делают из дерева. Пытался добиться смешивания цветов, добавляя краски по очереди, а потом додумался изготовлять разных цветов, мелко нарезать и переплавить. Иногда получались очень интересные варианты. Правда, их нельзя было повторить, но, может,
— О, так это, видимо, о вас мне рассказывал сын! — радостно произнес господин Шютц. — Если не спешите, давайте пройдем ко мне в кабинет, поговорим о целлулоиде. Меня он тоже интересует.
— Не спешу, но надо оплатить заправку баллона и дать распоряжение кучеру, чтобы потом не ждать, — сказал я. — Где у вас касса?
— Пойдемте, я распоряжусь, чтобы вам заправили бесплатно, — предложил он.
В приемной у него скучала за столом с пишущей машинкой и телефонным аппаратом секретарша в сером глухом платье, мымра лет сорока — редкие волосики и сопля из носика, для которой, судя по кислому лицу старой девы, все мужчины — враги, потому что не способны разглядеть ее внутреннюю красоту. То-то им достанется, если такое вдруг случится!
— Мариэтта Петровна, приготовьте нам… — он повернулся ко мне: — Кофе, чай?
— Чай с лимоном, — ответил я.
— … а мне, как обычно, — продолжил главный инженер. — Потом позвоните в компрессорную, пусть возьмут баллон с дрожек, что возле крыльца, и заправят кислородом.
Кабинет у него был большой. Кроме Т-образного стола с телефоном и стульями по обе стороны длинной ножки, еще журнальный столик, на котором находилась шахматная доска с незаконченной партией, два кресла и два книжных шкафа. Возле двери деревянная вешалка на четырех лапах, на которой висели черное пальто с серым каракулевым воротником и серая каракулевая шапка. Главный инженер Шютц Матиас Карлович снял и повесил на свободный крючок рабочий халат, оставшись в дорогом темно-сером костюме-тройке, чистом и наглаженном, осторожно переставил шахматы на рабочий стол, после чего пригласил меня занять кресло и сам сел во второе.
— Почему вас заинтересовал именно целлулоид? — начал он.
— Потому что за пластмассами будущее, — предсказал я. — Кто сейчас войдет в этот бизнес, тот и снимет сливки.
— Собираетесь завести свое дело? — полюбопытствовал он.
Такая мысль у меня была, но, когда денег стало больше, чем успевал тратить, как-то привяла. После этого вопроса опять постучала снизу или сверху, пока не понял.
— Почему нет?! — произнес я. — Если работаешь на других, богатеют они. Так что лучше работать на себя.
Зашла секретарша с подносом, поставила на журнальный столик чашку кофе для своего босса, мне чай и посередине — хрустальную конфетницу на ножке, заполненную почти до верха.
Мы поблагодарили, и она удалилась с видом выполненного не менее трех раз супружеского долга.
— Есть на это деньги? — отпив кофе, поинтересовался главный инженер.
— На такой завод, как ваш, нет, конечно, но на каменное здание, небольшую установку по производству целлулоида и пресс для изготовления продукции найду. Летом я купил в Париже журнал, в котором описана новая линия, более производительная, дешевая и простая в изготовлении. Уверен, что наши машиностроители справятся с таким заказом, а значит, обойдется дешевле. Кислоты, серную и азотную, буду покупать у вас. Сперва займусь тем, что попроще: пуговицы, расчески, портсигары, оправы для очков, футляры, пеналы, линейки, треугольники, лекала… Появятся прибыль, перейду на корпуса для музыкальных инструментов, детские игрушки: кукол вместо матерчатых, набитых опилками, солдатиков вместо оловянных, ванек-встанек, погремушек, автомобильчиков, аэропланов… Да много что можно производить. На этот счет у меня много идей, — поделился я планами, возникшими прямо сейчас.