Надеюсь и люблю
Шрифт:
– Как мило, что ты это заметила. Слушай, а ты помнишь…
– Почему мы так постарели?
– Тебе еще нет сорока. Ты молода, – поправил он с улыбкой.
– Джулиан, никто не говорит мне правду. Но ведь ты не станешь лгать? Прошу тебя… я должна понять.
Он хотел бы солгать, но понимал, что выбора у него нет.
– Дело в том, что у тебя в памяти образовались провалы. Но доктора говорят, что она скоро восстановится. Нечего волноваться из-за ерунды.
– Шестнадцать лет жизни – не ерунда.
– Все
Он склонился и поцеловал ее. На вкус она была такой же, как и много лет назад. От ее губ веяло сладкой податливостью и домашним теплом. Прикоснувшись к ним, он почувствовал, что обрел наконец себя…
– Как я могла забыть шестнадцать лет любви к тебе и Джулиане? Расскажи мне о нас, Джул. Помоги мне вспомнить.
– Видишь ли, детка… – Он постарался изгнать грусть из своего голоса. – Она стала красавицей. Твоя точная копия, Кай.
– Я помню, как ушла от тебя, – нахмурилась она. – А ты помнишь?
– Да.
– Помню, как собирала чемоданы, как купила машину – большой грузовой фургон – и загрузила ее доверху. Я ничего не взяла из нашего дома, даже деньги оставила тебе. Я была уверена, что ты скоро приедешь за нами… Помню, что долго, очень долго ждала, но кажется, так и не увидела тебя снова.
Джулиан был готов расплакаться и ненавидел себя за свою слабость, тогдашнюю и нынешнюю.
– Прости меня, детка. Господи, как мне жаль!
– Давно, Джул?
– Что «давно»?
– Давно?
Он прикоснулся к ее нежной щеке. Отступать было некуда; он мог соврать, но это не имело никакого смысла. Она сама могла вспомнить все в любую минуту.
– Сейчас. Только сейчас, – ответил он усталым, надломленным голосом.
– Что «сейчас»? – нахмурилась она. – Мне тридцать девять лет, и это значит, что нашей дочери шестнадцать. Не хочешь же ты сказать, что…
– Только сейчас, – повторил он еле слышно.
Ее глаза наполнились слезами, отчего его сердце защемило от боли. Ему стало душно: казалось, в палате не осталось воздуха.
– Значит, за все эти годы ты так и не вернулся ко мне?
– Я был молод и глуп, – с трудом проглотив горький комок слез, ответил Джулиан. – Я не понимал, как дорога мне ты и наша жизнь. Я очень долго взрослел.
– Не вернулся… – бесцветным голосом повторила она. – О Боже…
– Кайла, мне очень жаль.
– Ничего. Я давно забыла.
– Не смотри на меня так.
– Как?
– Как будто я разбил тебе сердце.
Она попыталась вытереть слезы, но рука не слушалась, и она снова ударила себя по щеке.
– Ты уже сделал это однажды, давно. Но мне посчастливилось пережить это во второй раз сейчас. О, Джул… – Она откинулась на подушку, уже не стараясь сдержать слезы. – Я так люблю тебя. Но ведь этого недостаточно, да? – Она отвернулась и закрыла глаза. – Как бы я хотела забыть тебя!
– Не говори так,
– Уходи, – сказала она, неуклюже перевернувшись на бок.
– Кайла, не надо…
– Уходи, Джулиан. Пожалуйста.
Если бы он обладал смелостью Лайема, то нашел бы что сказать, но в душе у него было пусто. Поэтому он молча повернулся и пошел к двери.
– Я хочу увидеть свою дочь, – бросила она ему вслед. Он молча кивнул и вышел.
Ей хотелось свернуться калачиком и оказаться внутри маленького шарика, в который не было бы доступа жестокой реальности.
Он не вернулся к ней.
Она не могла постичь этого. Новость сломила ее. Она долго лежала в кровати, пытаясь осмыслить правду, которая подавляла ее своей необъятностью.
Что она делала все эти годы? При нормальном течении событий, если бы она полностью владела собой, стала бы она смеяться над Джулианом, прогнала бы его прочь, сказала бы, что ее любовь умерла давным-давно?
Черт побери! Она понятия не имеет, как жила, кем стала с тех пор, как они расстались. Все, что она знала, чувствовала, во что верила, все важные воспоминания – все пропало. То, что составляло саму ткань жизни, исчезло, и ткань рассыпалась.
А что стало с ее дочерью, которая уже давно перестала быть ребенком? Она помнила ее грудным младенцем с пухлыми щечками и темными кудряшками, готовую каждую секунду то разреветься, то расхохотаться. Она помнила, как держала ее на руках, свои ощущения в тот момент, запах детского тела. И больше ничего. В ее памяти не осталось ни рождественских подарков, ни выпавших молочных зубов, ничего… Шестнадцать лет чернели, как бездонный провал.
Она хотела бы рассердиться на себя, но не могла, хотя гнев был все же лучше, чем боль от вновь пережитого воспоминания.
В глубине души она ощущала себя двадцатичетырехлетней женщиной, влюбленной в своего мужа. Только он давно ей не муж, а ей не хватило шестнадцати лет, чтобы залечить сердечную рану, вызванную их разводом.
Эти шестнадцать лет были стерты из ее памяти.
А без памяти невозможны ни изменения, ни рост личности. У нее была только любовь к Джулиану, только эта безумная дистанция, с которой она уже не могла сойти.
Он едва не погубил ее своим предательством. Осознание того, что он так и не вернулся, полоснуло ее бритвой по и без того израненному сердцу. Она так сильно любила его – и эта пагубная любовь чуть не убила ее. Но знать что-то еще не значит, что ты можешь это изменить.