Надежда ''Дерзкого''

Файнток Дэвид

– Вы допустили большую ошибку, командир, – сказала она. – Возможно, непоправимую.

– Хотите сказать, что не следовало заниматься двигателем? Но я не мог…

– Нет, не в этом дело.

Какая наглость! Перебить меня столь бесцеремонно! Я едва сдерживал ярость.

– Если двигатель не заработает, вы проведете десятки лет на корабле, в ограниченном пространстве. Мне, слава Богу, это не грозит. Я свое взяла от жизни и смогу спокойно умереть. Но что делать остальным? Командир, они ни за что не согласятся до конца своих дней терпеть

рабство, именуемое армейской дисциплиной.

– Вас это не…

– Мистер Сифорт, – снова перебила она меня, – я решила поговорить с вами, пока вы еще командир. Потому что вам уже недолго оставаться в своей должности.

– Наплевать, – выпалил я и тут же спохватился: зачем откровенничать с какой-то старухой.

– Вас могут убить.

– Наплевать, – повторил я.

– А зря, молодой человек! – Она строго постучала тростью по столу, словно призывая нерадивого ученика исправиться и слушать внимательно. – Жизнь и без того слишком коротка, а вы перед этими людьми в долгу. И просто обязаны исправить допущенную ошибку, изменить свое отношение к подчиненным. Кто, кроме вас, способен командовать кораблем? Главный инженер? Но стоит дать ему свободу – и он напьется в стельку. Гардемарин? Так ведь он еще мальчишка и ведет себя соответствующим образом. Комитет пассажиров? Но они некомпетентны!

– Я командую как умею, – словно оправдываясь, ответил я мрачно.

– Зачем вы так часто объявляете тревоги, будоражите экипаж? Они как угорелые носятся по всему кораблю.

– Это учения. Боевая подготовка.

– Подготовка к чему? Хотите превратить экипаж в роботов, заставить подчиняться любому дурацкому приказу? Не этого следует требовать от людей. Пусть учатся жить дружно. Вместе трудиться, чтобы выстоять.

– Это военный корабль, – возразил я.

– Был.

От этого короткого слова я вздрогнул, будто от выстрела.

– Нас никто не отправлял в отставку. «Дерзкий» по-прежнему в строю, – не сдавался я. – У нас есть надежда добраться до дома.

– Если лететь с такой скоростью, вряд ли кто-нибудь доживет до возвращения. Неужели не понимаете? Людям надо создать человеческие условия, не сталкивать их лбами друг с другом, не держать в постоянном страхе, не подвергать стрессам. Короче, не делать того, что постоянно делаете вы.

– Миссис Ривс, мой долг не в том, чтобы создавать те или иные условия. Я обязан поддерживать на корабле воинскую дисциплину и армейский порядок.

– Вы уверены, что выполняете долг, о котором говорите?

– Уверен, – ответил я, не понимая, к чему она клонит. – По крайней мере стараюсь.

– Тогда почему вы и ваш помощник, этот мальчик, стали носить при себе оружие?

– Дело в том, что обстановка несколько обострилась. Видите ли, я боюсь…

– Ага!

Чертова старуха! Опять меня перебила. Едва сдерживая гнев, я забарабанил пальцами по столу.

– Мне понятна ваша тревога, мадам, но вы не вправе вмешиваться в мои дела.

– Господь

с вами, молодой человек. Я не вмешиваюсь, только помогаю вам разглядеть зреющие плоды трудов ваших.

– И что же это за плоды?

– Вас свергнут. Возможно, просто убьют. А потом создадут мало-мальски приемлемые для жизни условия. – В наступившей тишине было слышно даже наше дыхание. – Знаете, людьми можно руководить, пока они этого хотят, – заговорила она наконец.

Мне стало вдруг любопытно.

– Вы по образованию историк?

– Психолог, – лукаво усмехнулась она. – Я умею убеждать людей, но с вами почему-то не получается.

– По крайней мере, вы дали мне пищу для размышлений, – улыбнулся я. Обстановка несколько разрядилась. – Возможно, вы правы. Члены экипажа не желают до конца дней своих подчиняться армейской дисциплине. Но я связан присягой. И обязан действовать по уставу, то есть поддерживать воинскую дисциплину. В этом я поклялся Правительству.

– Присяга и уставы – дело, безусловно, святое. Но нельзя следовать только букве закона в ущерб здравому смыслу. Главное – дух закона, а он обязывает вас поддерживать на корабле такой порядок, при котором могли бы выжить и пассажиры, и экипаж. Но что толковать о порядке, если вас свергнут или убьют? Об этом вы думали?

– Присяга для меня превыше всего. Остальное второстепенно.

– Молодой человек, вы уперлись и дальше своего носа не видите. Оглянитесь вокруг, взгляните на вещи шире, иначе зайдете в тупик.

– Да, я уперся. И не желаю ничего видеть.

– А что будет с людьми? – Она наклонилась ко мне, опершись на трость. – Присяга присягой, но сейчас речь идет о жизни людей на борту корабля. Некоторые совсем молоды и могут дожить до того счастливого дня, когда нас найдет спасательный корабль или же мы долетим до Земли. Не губите их.

Я закрыл глаза и задумался. Возразить было нечего.

– Что же я должен, по-вашему, сделать?

– Не надо жестокой муштры, насилия, телесных наказаний. Не мучайте матросов, относитесь к ним почти так же, как к пассажирам.

– И к чему это приведет?

– Вы сами знаете. – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Многим из нас придется провести на корабле всю оставшуюся жизнь. Мы ничего не хотим, только покоя и мира.

Я задумчиво смотрел в пол. Мне показалось, будто Аманда сзади тронула меня за плечо и тут же растворилась.

– Мир? Я не знаю, что это такое. Я видел мир, но не жил в нем. Я не штатский человек и не умею строить мирную жизнь.

– Мир хрупок, – согласилась миссис Ривс. Наступило молчание.

Миссис Ривс права. Ежедневная муштра и железная дисциплина делают жизнь невыносимой. Не надо бесконечных учений, проверок. Необходимо относиться к людям по-дружески. Может быть, даже избрать корабельное правительство.

– Спасибо, что зашли, поговорили со мной, – сказал я, выйдя из глубокой задумчивости и подняв на нее глаза. – Я попробую…