Надежда патриарха
Шрифт:
– В чем дело, сэр?
– Дерек в городе! – Его лицо вспыхнуло от восторга. «Три мушкетера снова вместе!» Когда мы были почти мальчишками, то сообща сносили терпеливо все мучения в Сентралтауне.
Я хихикнул. Каким-то образом благодаря его присутствию у меня полегчало на сердце. Алекс был добродушным парнем – не прошибешь за просто так. Если бы он был рядом со мной все эти бесцветные годы!
Кто-то кашлянул рядом. Словно очнувшись, я осознал, что мы не одни.
– О, Марк, вы никогда не встречались… Адмирал Хой, вы
Когда-то на планете Надежда мы с Алексом спали в одной палатке вдали от освоенной плантаторами зоны…
– Сэр?
Я был таким молодым, боевым, старался исполнять свои обязанности…
– Сэр, с вами все в порядке? – снова послышалось рядом.
– Конечно, Джеренс. – Я взялся за протянутую им руку. – Выдели время для Алекса. Придумай что-нибудь, вне зависимости от того, что у меня намечено. И пусть он сидит впереди на сегодняшнем банкете.
– Будет сделано.
Двумя уровнями ниже коридоры орбитальной станции были шире, обшивка более изящной, вполне подходящей для пребывания там пассажиров. Наш электромобиль сбавил ход у отделанного золотом входа в «Хилтон».
Я сердечно помахал зевакам, будучи в хорошем настроении оттого, что рядом со мной оказался Алекс. Мы проложили себе дорогу через толпу людей. На церемонии были приняты все возможные меры предосторожности, не проверяли только тех, кто уже прошел через это по пути на станцию.
Через полчаса – на виду у сотен людей, которые заплатили астрономические суммы за привилегию здесь присутствовать, и на глазах еще миллионов телезрителей – я ковырялся вилкой в зеленом горошке и жареном цыпленке.
Я думал об Арлине, мне хотелось посоветоваться с нею по поводу разговора со Стангером, но она сидела в переднем ряду, отказавшись выйти на авансцену. Надо будет мне как-то больше не глупить.
Сенатор Роб Боланд склонился ко мне поближе:
– Надеюсь, я не помешаю вам нынешним вечером?
– Не помешаете, если будете говорить правду.
Не будь он так озабочен выборами на новый срок, я бы во многом с ним согласился. Но Робби Боланд удачно занимал сенаторское кресло своего отца и заслуживал переизбрания.
Мы давно забыли и наши разногласия по поводу беспризорников, и моральное поражение Боланда. Политика научила меня быть практичным. Его помощь была важным инструментом в проведении через Сенат многих законов, которые моя партия считала важными.
В другом конце стола, отведенном для почетных гостей, бывший Генсек Кан мрачно жевал.
Робби перегнулся над моей тарелкой, чтобы пожать Алексу руку:
– Мистер Тамаров, не могу поверить, что мы встретились.
– Рад встрече, сенатор.
– Вы служили на его первом корабле? Как я вам завидую.
– Почему же? – Алекс бросил на меня извиняющийся взгляд, но я не очень вникал в их разговор обо мне.
– Я познакомился с мистером Сифортом, когда он
– Все мы были тогда молоды. – Алекс улыбнулся своим воспоминаниям, потом повернулся ко мне. – А сейчас – посмотрите-ка. – Он прочитал блистающую надпись на экране позади нас:
– Премия Бона Уолтерса за высочайшую нравственность.
– Господи Иисусе, Алекс. О, извините! – Я тут же склонил голову в искреннем раскаянии. – Ты что, не понимаешь, что все это политиканство? Как я на самом деле мог это заслужить?
– А почему бы и нет?
Замигали огни. Председательствующий взобрался на подиум и начал вступительную речь. Я старался изобразить вежливый интерес.
Сначала он изъявил всеобщую благодарность организаторам церемонии. Потом передал слово Антону Бурсу, всемирно известной кинозвезде, который создал для миллионов зрителей образ капитана Бона Уолтерса. Потом глава фонда Бона Уолтерса рассказал о своей сложной работе и о премии, которую они спонсируют.
Моя вежливая улыбка стала превращаться в каменную маску. Я прикрыл рот платком.
– Терпение, сэр, – прошептал Алекс. – Это долго не продлится.
Я только хмыкнул в ответ. Его глаза блеснули:
– Я и понятия не имел об этой премии, когда «Мельбурн» ошвартовался. Как все удачно сложилось.
– Ну, ты-то здесь не виноват.
– Разве вы не понимаете, сэр? Я бы вышел из игры много лет назад, если б не ваш пример. Даже сегодня кадеты вас глубоко уважают. Не могу и передать, как это здорово – ощущать, что и все общество думает точно так же.
– Алекс, ну сколько тебе повторять? Мы организовали это – Бранстэд и я.
Я отвернулся, чтобы немного пригубить вина. Через стекло бокала один из огней светился, как иллюминатор. Я поиграл своим бокалом. Походило на иллюминатор на корабле ВКС «Хельсинки»…
Я спустился на второй уровень. Вверх по лестнице, потом налево. Еще зеленый, неуклюжий шестнадцатилетний мальчишка – я был впечатлительным гардемарином, впервые входившим для доклада на капитанский мостик. До этого я не видел мистера Хагера – первого гардемарина, от которого зависела моя судьба, – не видел и капитана, столь отдаленного от моей тогдашней жизни, что я покрывался потом в предвкушении скорой встречи.
Мне надлежало произвести хорошее впечатление. От этого зависела вся моя карьера. Вся моя учеба, все мои тренировки были подготовкой к этой встрече.
«Помоги мне, Господи. Я раб Твой, всецело преданный Тебе. Я посвящу всю мою жизнь Тебе».
Мои шаги замедлились. Я был рядом с капитанским мостиком.
Я застегнул все пуговицы, пригладил китель. Пробежался пальцами по коротко остриженным волосам.
«Вот оно, Господи! В этот момент начинается моя карьера. Помоги мне сделать все правильно. Помоги мне держаться достойно».