Надежда умирает...
Шрифт:
– Да, помню. Но....
– Я был в растерянности. Куда она клонит?
– Ты хочешь чтобы я его навестил или что?
– Не совсем.... Дело в том.... Помнишь, что он говорил насчет того, чтобы увидеть ту единственную любовь, которую он бездарно потерял и попросить у нее прощения?
– Вроде бы.... Давно это было.....
– Я нашла ее!
– Как!?
– Я был просто поражен.
– На самом деле это случайность. Однажды присутствовала на съемках одного фильма и была там одна женщина. За тридцать, но с виду не дашь, очень красивая. Мы с ней случайно столкнулись в буквальном смысле слова. Как оказалось, она генеральный продюсер фильма, хотя постоянно живет в России, а здесь по делам своей фирмы. У нее известное туристическое агентство, еще что-то, что я уже не помню, в общем ветер в карманах не гуляет. Мы
– И?
– начал я догадываться. Дженис кивнула.
– Она сейчас здесь, у него.
Чуть приоткрылась дверь в палату и перед Майклом предстала та самая, первая любовь, именно такой, как ее описала Дженис. Она была действительно очень красива. С легким акцентом в приятном голосе она попросила их войти. В палате, на кровати в окружении проводов лежал он, рассматривая какое-то фото. Заметив, что они вошли, он с улыбкой отдал фотографию своей первой любви со словами:
– Да. Они прекрасные малышки, Наташа. Если бы.... Если бы ты мне родила таких, я бы ходил под кайфом до конца своих дней.
– И обратился к вошедшим Майку и Джен.
– Я хотел поблагодарить вас обоих за то счастье, которое вы мне доставили. Годы боли прошли и в этом вы сыграли свою роль. Пожалуйста, никогда не повторяйте моих ошибок.
– Он говорил еще много всего, что просто не вместила память Майка. Они вышли и оставили их двоих наедине. Майкл никогда не знал о чем они говорили, но полагал, что последними словами Максима были слова любви и понимания.....
Вышедших из палаты друзей почти сбила с ног оперативная бригада врачей, спешивших в палату Максима, откуда спустя некоторое время вышла она. Грустная, со следами потекшей косметики. Она взглянула на них и чуть кивнула.
После они сидели в небольшом кафе при госпитале и Наташа рассказывала обо всем, что когда-то связывало их с Максимом. Почти ничего из этого память Майкла не сохранила. Только последние слова, которые она произнесла напоследок.
– Он умер. Но я знаю, он умер счастливым.....
Глава шестая.
Жизнь странная субстанция, подчиненная определенным правилам самой природы. Ты рождаешься, вырастаешь, делаешь себе подобных, в чем нехотя уподобляешься богу, творя по образу и подобию своему и умираешь. Снова и снова, снова и снова, по кругу из века в век из поколения в поколение. И разве ты можешь сказать, признавшись честно самому себе, что это только я могу так чувствовать, только я могу желать таких вещей, которых не желал никто, только я, потому что твое собственное я для тебя значит больше, чем все те миллиарды, бывшие до тебя и будущие за тобой. Ты не прав, человек. Они тоже были людьми и у них тоже были страсти, аналогичные твоим. И они тоже любили, страдали от безответной любви и искренне радовались любви взаимной. Ведь по сути дела каким бы сложным созданием не был человек, все его поступки можно описать очень просто. Что хорошо, то приятно, что плохо, то отталкивает от себя, причиняя порой даже боль. Сладко - хорошо, горько - плохо. Человек просто привык словно наркоман, следовать тропой удовольствий. Проснулся утром, не очень рано, хорошо. Чашка утреннего кофе с большим количеством сахара - отлично! Детишки поцеловали тебя перед уходом в школу, а жена перед работой - приятно. Машина завелась с первого раза, похвалил начальник, работа делается быстро и легко, а вечером уставшая душа ложится на диван, берет газету, отвечает на бесконечные вопросы детей, радуется их успехам в школе, любит ночью жену..... Все это понятно и само собой приятно. А напротив? Другая картина? Все дерьмо, жены, детей, квартиры машины нет, ты бомж на улице питаешься объедками, копаешься в мусоре, спишь с крысами и вшами, всеми презираем.... Это плохо, это даже отвратительно. Так и в любви. Взаимность - хорошо, нет взаимности - хоть в петлю. Ты в самом прямом смысле слова лишен своего наркотика - любимого человека и, если его уже не вернуть, то волей не волей, придется пройти абстинентный синдром, переломаться, возможно с другим наркотиком, что было бы проще, либо найдя альтернативу, постараться заняться чем-нибудь.
– Мисс Шепард.
– Да
– Не могли бы вы отыскать дело Флэймонс?
– Одну минутку, сэр.
Майкл положил трубку и задумался. Вот уже почти пол года он работает в этой конторе. Вполне приличная зарплата, отдельный кабинет, вполне нормальный шеф и даже собственная секретарша, что было особенно приятно. Насколько приятно, Майк оценил в тот момент, когда получил повестку в суд за сексуальное домогательство в отношении этой самой мисс Шепард, когда он всего лишь подарил ей в знак хорошей работы коробку конфет с коньяком. В общем, с тех пор, как ему с трудом удалось все-таки убедить присяжных в том, что его намерения были чисто делового характера, а коробка конфет здесь вообще не причем, отношения с секретаршей превратились для него в постоянное предгрозовое ожидание. Он постоянно ждал, что еще она поймет не правильно и потащит его в суд. Вошла она и с деланной улыбкой, не говоря ни слова, прошла к его столу и положила толстую папку ему на стол. Только она развернулась, как Майк сказал:
– Спасибо.
– И усмехнулся про себя, заметив, как дрогнули ее плечи от неожиданной резкости благодарности.
Дверь поспешно закрылась и Майк открыл дело. Ну конечно! Этого вполне следовало ожидать. Она принесла, то ли по ошибке, то ли от желания насолить ему, совершенно другое дело. Но что это? Майкл внимательнее вчитался в дело некого Стивена Бэйли о торговле наркотиками. То, что привлекло его внимание, была фотография подсудимого Бэйли. С нее, нагло улыбаясь смотрел на него Роберт Дэймонс! От удивления Майк даже кофе подавился и углубился в материалы следствия. Стивен Бэйли, рост, возраст, место жительства, родители погибли в автомобильной катастрофе, был задержан по подозрению в торговле наркотиками. Улики были на лицо и казалось, любой мало-мальски смыслящий в юриспруденции прокурор мог бы засадить Бэйли-Дэймонса лет на двести-триста в тюрьму строгого режима, а нет.... Отпущен за не доказанностью. Судья Саймон Флетчер, дальше прилагался список присяжных и все они решили, что улик недостаточно и подсудимого следует отпустить.
По компьютеру, он связался с базой данных ФБР, где через одного знакомого смог найти полное досье на этого Бэйли. Как оказалось, это было не одно его имя, Бэйли, он же Фоули, он же Стивенс, он же Уокер, он же Дэймонс оказался давнишней мишенью ФБР, которое довольно давно копало под него, но никак не могло зацепить. Он снял трубку.
– Мисс Шепард. Вы не могли бы соединить меня с судьей Саймоном Флетчером? И пожалуйста, не как в прошлый раз. В китайской закусочной меня из-за вас должны бы сделать уже почетным клиентом, хотя их кухни я определенно не перевариваю во всех смыслах слова.
– Минутку, сэр. - И через пару минут он услышал в трубке немного хриплый голос, принадлежавший определенно не китайцу.
– Судья Флэтчер?
– Да? Слушаю вас.
– Вас беспокоят из адвокатской конторы "Джеферсон и сыновья".
– Майкл на мгновение задумался. Если дело не чисто, то придется действовать очень осторожно.
– У нас тут возникли вопросы по одному делу. В общем...
– Наигранная пауза.
– Это не телефонный разговор. Вы не могли бы уделить пол часа вашего времени, чтобы уладить кое-какие вопросы?
– Пол часа?
– Шуршание бумаг, слышимое даже в трубке.
– Как вы сказали, мистер...
– Стоун.
– Мистер Стоун. У меня к сожалению все занято на ближайшей неделе. Вас устроит половина третьего в среду на следующей неделе?
– Вполне, сэр. Спасибо. - На том конце положили трубку.
Ждать полторы недели? Ждать и позволить Анджеле жить в полном неведении рядом с преступником? Нет. Такого Майкл допустить не мог. У него возникла одна идея. Что-то неуловимое, быть может его профессиональное чутье, заставило его действовать, не дожидаясь назначенного срока, благо у него имелись определенные связи в разных кругах.
Через три часа, не выходя из кабинета, через информаторов, служащих банков, людей, являющихся присяжными на том процессе, он уже обладал всей полнотой картины.
Судья Саймон Флетчер, являясь двоюродным дядей Роберта со стороны матери, явно не мог допустить того, чтобы его любимый племянник попал в тюрьму, особенно ввиду того обстоятельства, что в ходе процесса, его личный счет, доступ к которому Майк получил всеми правдами и неправдами с огромным трудом, претерпел определенные изменения в лучшую сторону.