Надежда
Шрифт:
На реке тяжелые свинцовые волны, напирая друг на друга, упрямо несутся к берегу. Мутные валы ходят по поверхности реки. Белые барашки на их гребнях то появляются, то пропадают, точно лунный свет скользит по воде, а потом тонет в серой пучине. Река теперь показалась мне более многоводной, быстрой, неприветливой и опасной.
Одна туча не выдержала своей тяжелой ноши и осыпала меня мелкими брызгами. Они привели меня в чувство, и я помчалась к вожатой. И вовремя. Зинаида Васильевна торопливо сзывала ребят, чтобы поскорее отвести всех в сарай, что стоял в метрах ста от нашей стоянки. По приказу мы дружно сорвались с места и с радостными криками
Сразу посветлело. Угомонился ветер. Опять заметались хлопотливые стрижи. И снова засиял хрустальный день!
— Зинаида Васильевна, мне один рыбак сказал, что ласточки и стрижи не могут есть сидя и питаются только во время полета. Как же тогда Дюймовочка могла спасти больную ласточку? — спросил Володя.
— Ошибся рыбак. Ласточки сидят в гнезде, когда кормят своих деток. У твоего знакомого создалось такое мнение потому, что они не подбирают еду с земли, а питаются тем, что летает, насекомыми.
— Летая, едят летающих, — весело уточнил Вова.
Ребята оценили фразу товарища и дружно, одобрительно рассмеялись. Зинаида Васильевна заторопила нас, чтобы до темноты успеть попасть в деревню, и расположиться на ночлег в здании школы. Сначала мы шли бодро, вспоминали веселые и страшные истории, потом притомились и умолкли. Я увидела, как Верочка догнала вожатую и, покрасневшая, запыхавшаяся, стала объяснять, что очень устала. Но вожатая строго произнесла: «Нытики в походы не ходят». По лицу подружки я видела, что не знакомо ей слово «нытик». Не поняла она, чем недовольна Зинаида Васильевна. Совсем обессилела Вера, плетется позади всех. Тогда вожатая остановилась, подала ей палку и сказала совсем другим примирительным тоном:
— Опирайся на нее. Видишь, она впереди тебя идет, а ты за ней. О ногах и усталости не думай.
Вера послушалась, ей стало легче, и она догнала своих ребят. А в компании идти всегда веселей.
На ночь расположились в спортзале. Спали на сене. А утром хозяйки из соседних домов принесли нам три огромных чугуна борща. После прохладной ночи мы с удовольствием хлебали его из кружек, под оживленный галдеж ворон и галок. Потом женщины напоили нас парным молоком и еще дали с собой полное ведро. Зинаида Васильевна отмахивалась:
— Спасибо, как я понесу ведро до следующей деревни?
Но женщины были неумолимы:
— Донесешь. Детей в обед напоишь. Ведро наш колхоз вашей школе дарит.
Добрались до леса, изрытого рвами и ямами.
— Зачем здесь траншеи? — спросила я.
— Здесь линия фронта проходила. Слышала о Курской дуге?
— Так ведь до города сто двадцать километров!
— Линия фронта — не черта. Она охватывала несколько областей, — объяснила вожатая.
Ребята тут же устроили «сражение», но никто не хотел быть немцем, поэтому «войну» превратили в знакомую всем игру «казаки и разбойники». Зинаида Васильевна с трудом собрала «отряд» и повела «в разведку», на поиски неизвестного объекта — села Ольговки. Пришли вовремя. Еще хозяйки не встретили стадо с луга, а мы уже развели костер и приготовились печь картошку. Пока вожатая заботилась о втором ночлеге и договаривалась с председателем колхоза о
А наутро веселый молодой шофер «погрузил» нас в кузов машины и отвез назад, прямо к порогу нашей школы.
Дома бабушка встречала меня так, будто я месяц отсутствовала.
ОКТЯБРЯТА
На тридцатое апреля назначен прием в октябрята. Мы очень старались заслужить первое в жизни серьезное звание. На классных собраниях Ирина Федоровна спрашивала нас:
— Что сейчас самое главное для вас?
— Хорошо учиться, — дружно отвечали мы.
— Каким должен быть октябренок?
— Честным, послушным, добрым, трудолюбивым.
— У меня не получается на «четыре» учиться, — хныкал Витя Иванов.
— Сколько строчек буквы «Е» ты вчера написал в прописях?
— Две.
— А Лена — пятнадцать, поэтому у нее пятерка, — объясняла учительница.
— А я маме соврал. Меня не примут? — опустив голову, спрашивал Володя. — Мама мне верит. Она сказала, что я себя сам наказал, когда переписывал сектантские письма.
— Вижу, ты уже понял свою ошибку. Все у тебя будет хорошо, — улыбалась Ирина Федоровна.
— Я не могу задачки решать, — переживал Коля, — пока читаю вторую строчку, первую уже забываю.
— Читаешь медленно. Читай стихи, там строчки короткие. Мне помогает, — советовала ему Галя.
— Не девчонка, чтобы стихами заниматься, — возражал Коля.
— Может, ты и танцевать не хочешь учиться? — удивлялась Ирина Федоровна.
— Не дурак скакать с девчонками! — громко и сердито оповестил класс Коля.
— Ты считаешь, что если учителя и наш директор хорошо танцуют, то они...
— Ну что вы! Я не подумал, — оторопело буркнул Коля и покраснел.
— Делаю тебе замечание. Ты понял за что? — спросила учительница строго.
— Я опять грубое слово сказал, — смутился Коля.
— Ирина Федоровна, а Игорь не выполнил Ваше поручение, а тоже хочет в октябрята, — с невинным видом сообщает Оля.
— Вы уже большие и не надо по всякому пустяку обращаться ко мне. Все несложные вопросы решайте между собой сами. Представьте себе, что будет, если каждый рабочий на заводе из-за мелочей начнет беспокоить начальника. Смешно? Учитесь все делать вместе без крика и ссор, тогда в классе вам будет всегда интересно и легко.
— Обязательно делать зарядку ребятам, которым до школы четыре километра идти?
— А что важней: мыть посуду или с папой чинить плетень?..
Казалось, вопросы никогда не закончатся. Но Ирина Федоровна продолжала объяснять, утешать, соглашаться.
Я тоже задумалась над тем, чему еще должна научиться. До сих пор портянки надевать не умею. Не получается заворачивать ногу в большую неудобную тряпку, а в оправдание говорю, что в армию мне не идти. Еще плохо справляюсь с ролью сторожа. Я не должна пускать кур в огород. А они, проклятые, перелетают через плетень и склевывают свежую зелень. Да если бы только на своем огороде! Они еще и в чужой стремятся попасть. Вроде бы там слаще! За потраву на своем огороде бывает нахлобучка, а если на соседском — вдвое. Работа не трудная, но, когда читаю интересную книжку, я забываю о курах.