Надежда
Шрифт:
— Да, недурна водичка, — похвалил Ваня, отпив пол-кружки. — Извини, добрый человек, до дна пить не буду — мне много нельзя.
— Ну, раз нельзя, значит нельзя, — не стал настаивать Василий. И обратился к юноше, стоящему рядом с Ваней: — Ну а вам-то, сударь, надеюсь, можно?
Боярин Павловский из своего затишка неодобрительно следил за тем, как Дубов угощает его подопечных, но до поры до времени не вмешивался. Когда же настал черед юного гусляра Цветодрева, он не выдержал:
— Да что вы делаете, милостивый государь, не видите, что он
— Как, неужели? — захихикала Нюрка из Бельской слободки. — Ну, это мы живо исправим!
Василий внимательно пригляделся:
— Да, и вправду мальчик. И пускай всякий, кто скажет, что это девочка, бросит в меня камнем!
— Лучше бросьте спаивать молодежь, — проворчал боярин Павловский.
— Как вам будет угодно, — легко согласился Дубов. — Но вот ведь вы, уважаемый… простите, забыл ваше имя-отчество?
— Глеб Олегович.
— Вот вы, Глеб Олегович, уже вышли из молодежного возраста?
— Увы, — с кручиною в голосе вздохнул боярин Павловский, — у меня, почитай, и не было настоящей молодости, ибо она пришлась на мрачные годы прежних правлений. И лишь теперь, с воцарением нашего славного Путяты, я вновь чувствую себя юным и счастливым,
— Так выпьем же за вашу вторую молодость! — подхватил Василий, проворно подсунув боярину Павловскому полную чару.
— Ну, за это грех не выпить, — должен был согласиться боярин Павловский и, лихо опрокинув в себя содержимое, громко закричал:
— Да здравствует Путята!
— Да здравствует Путята! — подхватили «Идущие вместе», воодушевленные замошьевским вином.
«Причастив» боярина Павловского, Дубов и Антип направились к «добрым молодцам», которых Василий Николаич для себя поименовал «людьми в штатском»:
— А вы, честные господа, не желаете ли винца откушать?
— Не, мы на службе, — простодушно ответил один из них, коего Дубов безошибочно определил как «старшого».
— То есть мы тут просто гуляем, сиречь праздно шатаемся, — попытался другой «штатский» поправить оплошность своего начальника.
— Ну, тогда вам сам Бог велел выпить за здравие нашего любимого и обожаемого Государя! — обрадовался Всилий. — Али вы, господа, не желаете, чтобы он здравствовал многая лета?
Делать нечего — пришлось и господам наблюдателям испить винца. Когда же один из них попытался схитрить и вернуть недопитую чарку, то Антип, доселе больше молчавший, неожиданно гаркнул чуть не над ухом:
— Пей до дна, пей до дна, пей до дна!
Сделав доброе дело — угостив «добрых молодцев в штатском» — Дубов вернулся к молодежи, рядом с которой он как бы и сам помолодел, возвратившись в незабвенные годы комсомольской юности.
— Ну что вы все одно и то же кричите — «Слава Путяте» да «Слава Путяте», — сказал Василий. — Надо это дело как-то разнообразить. — И, возвысив голос, он сходу принялся выдавать новые лозунги (а точнее, старые на новый лад): — Народ и Путята едины! Путята — ум, честь и совесть нашего времени! Путятинским путем идете, товарищи! Где Путята — там успех, там
Слушая Дубова, боярин Павловский начал подозревать, что тот откровенно глумится и над обожаемым Путятой, и над «Идущими вместе» и даже над ним самим, боярином Павловским, но ничего поделать не мог — ведь Василий говорил вроде бы самые правильные вещи, а доказать, что делал он это не совсем искренне, было невозможно. Тем более, что простодушные девушки и юноши все принимали за чистую монету и от души подхватывали любой клич Василия.
И тут из окна донесся зычный голос всеми позабытого боярина Андрея:
— Эй, робяты, да вы что, запамятовали, какого беса сюды приперлись — Государя славить, али мя грешного порочить да бесчестить?
Василий проворно обернулся в его сторону:
— Ах да, простите великодушно, дорогой боярин Андрей, мы совсем про вас забыли. Но постараемся восполнить это досадное упущение. — И, малость размыслив, выпалил на едином дыхании: — Позор боярину Андрею — безумию, бесчестию и бессовестности нашего века!
— Вот это совсем другое дело, — радостно прогудел боярин Андрей.
Тем временем народ потихоньку прибывал. Каким-то образом по округе разлетелась весть, что на Боярской наливают, и со всех сторон стекались любители дармовой выпивки, так что Антипу даже пришлось сбегать в дом за добавкой. А так как «Идущие вместе», подзуживаемые Дубовым, беспрерывно и громогласно прославляли Путяту, то многие решили, что это сам царь-батюшка их угощает, и благодарственным выкрикам и здравицам не было конца-края.
Почувствовав, что «чего-то не хватает», Василий вновь обратился к молодежи:
— Друзья, а не спеть ли нам?
— А что, споем! — задорно крикнула боярышня Глафира.
Юный Цветодрев, которому Василий таки ухитрился налить пол-чарки, покамест боярин Павловский отлучался за угол по малой нужде, вновь возложил длинные тонкие персты на струны и вдохновенно запел:
— Цвети, Кислоярская наша держава, Подобно небесному Солнцу, сверкай. А вороги слева и недруги справа Как волки скрежещут зубами пускай.Остальные дружно подхватили припев:
— Славься, Отечество наше любимое, Славься, Путята, наш царь дорогой. Господом Богом вовеки хранимое, Славим тебя и гордимся тобой!Слушая стройный хор «Идущих вместе», Василию вдруг самому захотелось спеть. «Эх, жаль, скрипку не прихватил, — с сожалением подумал Дубов, — а то еще и сыграл бы».
Василий подошел к Цветодреву и запел приятным баритоном ту самую песню, за которую в свое время на областном смотре комсомольской песни получил третью премию: