Надежда
Шрифт:
— Два — три. Два — четыре. Два — пять. Два — шесть…
Поняв, что промедление чревато самыми печальными последствиями вроде цветочного горшка или полведерного самовара, Путята поспешил прочь из негостеприимного дома. Украдкой показав княгине даже не один, а оба больших пальца, что означало высшую степень восхищения, Василий выскочил следом.
На улице, неподалеку от крыльца длинноруковского терема, уже стоял царский экипаж, а «Идущие вместе» при виде обожаемого правителя приветствовали его с радостью, но не очень громогласно,
Уже садясь в карету, Государь сдержанно сказал Дубову:
— Василий Николаич, я бы на вашем месте так не резвился, покуда останки вашего друга, новопреставленного отца Александра, не преданы земле.
И Путята даже благочестиво перекрестился.
— Что вы сказали? — вскричал Дубов.
— Что слышали, — почти грубо ответил царь и скрылся в карете.
Василий понял — это не выдумки.
Будто на автопилоте, он добрел до дома Чумички и, получив от него подтверждение печальной вести, попросил колдуна поскорее переправить его на Горохово городище. Дубов понимал, что сделал все, что мог, и, наверное, даже чуть более того.
Опоздав на последний автобус, Серапионыч с Васяткой отправились в Покровские Ворота, куда по тропкам, хорошо известным доктору, они добрались за пол часа.
Хозяин, Иван Покровский, встретил гостей очень радушно, и так как время ужина давно миновало, то просто приготовил безалкогольный глинтвейн по собственному рецепту — то есть вино заменил виноградным соком. Такое варево можно было пить и Васятке, а доктор недостаток градусов восполнял небольшими, но частыми добавками из своей знаменитой скляночки.
Поскольку Иван Покровский принадлежал к числу «посвященных», то есть прекрасно знал о существовании параллельного мира и даже бывал там, то Серапионыч мог ему поведать все без утайки. И, разумеется, доктор не упустил возможности блеснуть мастерством рассказчика, так что даже Васятка едва признавал в его изложении те события, в которых сам участвовал. Единственное, что заставляло Серапионыча сдерживаться и хоть как-то «отслеживать» повествовательный поток — это опасение невзначай назвать отца Александра «покойным» или как-то иначе проговориться о его горестной участи.
Глядя на представительного владетеля Покровских Ворот, Серапионыч с трудом узнавал в нем того юного поэта, вместе с которым гостил в Доме культуры у профессора Кунгурцева каких-то несколько часов назад. Но в том, что внутренне он мало изменился, доктор понял, едва Покровский открыл рот.
— Владлен Серапионыч, то, что вы рассказываете — это просто удивительно, — сказал Иван, щедро подливая гостям «трезвого» глинтвейна. — Но одного не пойму — для чего Путяте понадобилось действовать именно так? Ведь с его способностями он мог бы достичь своих положительных целей, не прибегая к негодным средствам.
Иван Покровский ненадолго замолк,
— Ну, Васятка наверняка в Бога верует. — Васятка молча кивнул. — Мы с вами, Владлен Серапионыч, люди не очень верующие, но Путята ведь должен знать о том, что его неизбежно ждет. И дело не только в Высшем Суде. Знаете, я где-то читал, или слыхал, что умные люди, если они действительно умные, стараются вести себя порядочно и по возможности не творить зло, ибо подсознательно понимают — иначе раньше или позже их начнут терзать угрызения совести…
— А с чего вы взяли, Иван, что Путята — умный человек? — машинально подливая из скляночки в стакан, спросил Серапионыч.
— Ну, не знаю, — чуть смешался Покровский. — Хотя, конечно, что считать умом?..
— Если бы все было, как вы говорите, дядя Ваня, то уже давно бы наступил рай земной, — заметил Васятка и неожиданно для себя сладко зевнул. Что, разумеется, было совсем не удивительно после дня, столь богатого приключениями и впечатлениями.
Иван Покровский невесело рассмеялся:
— Ну вот, все как в добрые старые времена: выпиваем и решаем мировые вопросы. Такими делами лучше заниматься с утра, на свежую голову, а теперь давайте я провожу вас в гостевые комнаты.
…Когда Серапионыч зашел к Васятке пожелать доброй ночи, мальчик спросил не столько вопросительно, сколько утрвердительно:
— Скажите, Серапионыч, ведь отец Александр погиб?
— Откуда ты знаешь? С чего ты взял? — деланно завозмущался Серапионыч.
— Вы не умеете скрывать правду, — через силу улыбнулся Васятка. — Так же, как Василий Николаич.
— Да, Васятка, Александр Иваныч погиб, — медленно проговорил доктор. — И я уверен, что наши друзья не дадут его погубителям уйти от ответа.
Васятка молча повернулся к стене, и Серапионыч увидел, как подернулись его худенькие плечи. Доктор присел к Васятке на кровать и молча погладил его по светлым волосам.
Долгие годы по долгу службы Серапионычу чуть ли не ежедневно приходилось утешать скорбящих родных и близких, но сейчас он впервые не знал, что ему говорить — любые слова были бы лишними.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ТАЙНА «ТРЕТЬЕЙ ПЛАНЕТЫ»
Постоянно погруженный в свои колдовские дела, Чумичка мало уделял внимания быту. Хозяйки у него не было, а на мелкую работу — стирку, глаженье, уборку — он обычно нанимал гномов, которые обитали у него во дворе, в землянке. Сложнее было со стряпней, но и этот вопрос решился как бы сам собой после того, как Чумичка раздобыл скатерть-самобранку. Правда, самобранка досталась ему без «инструкции к пользованию», и заказывать какие-то определенные кушанья Чумичка не мог, довольствуясь теми блюдами, которые скатерть ему выдавала по собственному усмотрению.