Надежды большого города
Шрифт:
Кристи внимательно посмотрел на нее. Что-то в ней изменилось с той ночи в ее доме. Тогда она казалась слишком уязвимой, будто убегала от самой себя, от Рождества, искала призрак своего мужа. Сейчас болезненная печаль исчезла из ее глаз. Она вся светилась и была сильна, как воин.
— Что сегодня произошло? — спросил он.
— Вы с Дэнни снова обрели друг друга, — ответила она.
— Нет, что-то другое. Я вижу это по твоим глазам.
Она посмотрела по сторонам. Слишком много людей было рядом. Он видел, что она сдерживает себя. Его сердце сжалось.
— Если это связано с Дэнни, ты должна сказать мне.
— Я скажу, но не здесь.
Кристи
Но с каждым бешеным ударом его сердце наполнялось страхом. Кристи был простым фермером. Его побуждения мотивировались памятью о голодном и трудном детстве. Все свои усилия он направлял на то, чтобы прокормить свою семью — вырастить рождественские деревья, чтобы на столе всегда лежал кусок хлеба. Кэтрин была другой — утонченной жительницей Манхэттена, и казалась Кристи почти такой же загадочной, как Византия. Его пугал сам факт, что она могла скрывать известные ей сведения о его сыне.
— Тебе лучше уйти, — сказал он. — Ты уже достаточно сделала для нас, мы тебе благодарны. Не думай, что это не так. Но теперь я справлюсь. Я должен. Они мои дети, и я обязан бороться за них.
— Я буду рядом с тобой.
— Это не твоя битва, — сказал он грубым, хриплым голосом.
Кэтрин хотела возразить. Но тут она что-то заметила, возможно, панику и ужас в его глазах. Она попыталась успокоиться. У него было такое чувство, что она поняла: он расстроится еще больше, если она останется. Неохотно кивнув, она потянулась вперед и поцеловала его в щеку. Прикосновение ее губ и рук будто обожгло его. Он смотрел, как она уходит, смущенный как никогда в жизни.
Кристи сглотнул. Он нашел свободное кресло в переполненной комнате. Люди с порезами, перебинтованными руками, опустошенными глазами, с больными детьми, хромые и громко кашляющие окружали его. Некоторые из них были бездомные. Кристи догадался об ЭТОЛМ по их дырявым ботинкам и грязным пальто. Как они заплатят за лечение? Как бы платил Дэнни, если бы он был один?
Один. Это слово имело какой-то зловещий ореол. Один, один. Звучит, как похоронный колокол, как колокол-буй в проливе Вулф, предупреждающий о коварной мели. Кристи осмотрел комнату, всех этих людей, рядом с которыми никого не было. В углу стояла искусственная елка, украшенная разноцветными огнями, на стенах висели фигурки снеговиков и вырезанные из картона игрушки.
Кристи уставился на дерево, в котором ему все не нравилось. Оно было фальшивым, кривым, оттого что год пролежало на складе, от него не исходил запах хвои, иголки были слишком длинными и ядовито-зелеными. Оно пыталось радовать людей, но ему это не удавалось. Это была подделка. В том же критическом духе Кристи подумал о себе. Он был красноречивым торговцем, продающим Рождество богатым ньюйоркцам, в то время как его собственная семья разваливалась на куски.
Кристи посмотрел на кресло позади себя. Кэтрин там не было. Он не знал собственных детей. Один, один, думал он, а огни на искусственной елке все мигали и мигали.
Кэтрин поймала такси и поехала домой. Как только она добралась, так тут же поднялась в мансарду. Там было пусто. Из маленького окошка дуло. Она осмотрелась, но без беспокойства или тревоги. Они с Брайаном попрощались, и это было к лучшему. У Брайана был свой путь, у Кэтрин — свой.
Ее путь начался сегодня среди работников службы спасения у замка Бельведер. Она пробиралась между ними, чтобы добраться до Кристи. Увидев сугроб с рассыпанными вокруг белыми перьями, она поняла: все думают, что это перья из куртки Дэнни, но на самом деле это были перья Брайана, из его крыльев.
Каким-то образом любовь Брайана — их любовь — вынесла все. Теперь она точно знала, что любовь не умрет, будет жить дольше. Они летели сквозь ночь, он привел ее сюда, в эту комнату на самом верху их дома, потому что именно здесь они познали такую любовь. Это было единственное объяснение тому, что она бежала сюда за ветром, за сиянием белых крыльев.
Кэтрин стояла в комнате, медленно поворачиваясь. Неожиданно она поняла, что человек не может быть готов к деянию за минуту до того, как придет время. Она смотрела на фотографии на стене, брала каждую из них, держала в руках. Они с Брайаном на пляже, на стадионе Янки, после свадьбы, на ступенях церкви Святой Люси.
Когда она смотрела на фотографию, на ней будто что-то промелькнуло. Что же это могло быть? Все на снимке было таким знакомым — улыбка Брайана, его веселые глаза, ее собственная радость, церковь. Она вгляделась в здание: розовый фасад из песчаника, витражные окна, квадратная колокольня. Она напомнила ей средневековые церкви, которые они видели во время медового месяца.
Казалось, что фотография излучает свет. Кэтрин смотрела на церковь, думая о том, как она сегодня зашла внутрь впервые за три года. Она почти увидела дрожащее пламя свечей и ощутила густой запах ладана, опустилась на колени у маленького алтаря под любящим взглядом Святой Люси. Она последовала за голосом мужа в благоухающее облако ладана, к кадилу, подвешенному над яслями.
Что все это значило? Завеса между людьми и ангелами, живыми и мертвыми была столь тонкой. Почему после стольких лет ожидания здесь, в этой комнате, она увидела Брайана в церкви? Может, дело было именно в самой церкви Святой Люси? Или Кэтрин необходимо было покинуть свой дом, это чудесное место, которое стало ее пещерой? Она сама заключила себя здесь в своем горе.
Рассматривая фотографию, она ощутила биение собственного сердца. Не каждый день случается такое — явление Брайана, спасение Дэнни. Она закрыла глаза и подумала о Дэнни, оставшемся в больнице, о Бриджит, спавшей рядом с Люси, о Кристи, пребывавшем в ожидании в отделении скорой помощи. Интересно, уснет ли сегодня кто-нибудь из них. Все они беспокоились о том, что принесет завтрашний день.
— Пусть все будет так, как должно быть, — попросила она.
Она поцеловала лицо Брайана, снова повесила фотографию на стену и глубоко вздохнула. Ей не было грустно; она уже попрощалась. Подойдя к окну, она посмотрела на улицу. Что теперь будут думать люди, глядя вверх на ее окна? Представят ли они, что здесь живет счастливая семья, что эта комната — детская? Будут ли они правы?
Кэтрин не могла знать. Переход от неверия к вере не был простым перемещением из пункта А в пункт Б: это был прыжок в темноту, неизвестность. Это было примерно то же, что зажечь свечу и вызвать дух умершего мужа. Или как если бы тебя сдуло неожиданным порывом ветра с высокого дерева и вызвало в твоем сыне желание стать метеорологом. Как забраться на высокую башню замка и упасть с нее в руки ангела. Как знать, что судьба твоей семьи висит на волоске и зависит от других. Для Кэтрин это значило ожидание — ожидание того, что должно произойти. Вот в чем выражался для нее переход к вере.