Надежный человек
Шрифт:
— Ну ладно… Значит, сгорел весь хлеб? — внезапно спросил бригадир.
— Весь. Я стоял на страже, ты сам же велел. Кику слегка подтолкнул его в спину:
— Браво, славный наш «доброволец»! По крайней мере, один день гарнизон со всеми офицерами и капралами просидит голодный. Хорошо, что ты не оказался подонком, — я все-таки немного за тебя опасался.
— Как это: подонком? — растерянно проговорил тот. — О чем ты говоришь?
— На то было много шансов, можешь мне поверить. И вот смотри ж ты, не стал. Эй, Агаке,
— Как это можно — не переживать? Скольким бы пленным можно было передать, заключенным… — возразил Агаке. — Подожди еще, проснется плутоньер…
— Перестань, Ион, не так уж долго осталось им голодать. Очень скоро… Как будто ни разу не слышал этого далекого грохота?
— Нет. Откуда же слышать, если глухой на одно ухо… А ты сам слышал?
— Ну а как же? С каких пор слышу! Ничего, не сегодня–завтра услышишь и ты.
— Надеюсь, не забыл еще, какой поднял крик тогда, на инструктаже? И я уже готов был рыть тебе в погребе могилу?
— Гы, может, и был готов, только я — нет, — сказал Антонюк, также немного язвительно. — Ничего я не помню, ясно?
— Как хорошо, мужики, что мы с вами не какие-то подонки, ей–богу! Хотя еше чуть–чуть, и можно было бы стать… Иха! — внезапно выдохнул Илие, словно собираясь пуститься в пляс. Потом достал из кармана коробку спичек, поднес ее к уху, точно камертон. — Ни один из вас даже понятия не имеет, что это за штука — честь! Даже ты, Агаке, клянусь! И знаете почему? Потому что не знаете, что такое подлость и с чем ее едят. Эх, мне бы еще капельку мозгов в голове!
— Но на кого ты намекал, когда говорил о подонках? — напомнил Антонюк.
— Не на тебя, нет, хотя этот твой шапирограф…
— И твоя листовка, — процедил сквозь зубы Антонюк.
— Не совсем моя — другого… подонка! Но немного и моя, — подтвердил бригадир.
— И все же… на кого ты намекал?
— Это как раз и будет тем, что намечалось «во–вторых».
— Быть может, лучше переставить местами? — предложил Антонюк, быстро прикинув что-то. — Поджигать в такое время склады с горючим — значит выкинуть тог фортель, от которого нас как раз предостерегал Волох.
— Ну и иди к своему Волоху! — вспылил Кику. — Зачем держаться за меня?
— Потому что… Волоха нет в городе. И никто не знает, где он. Да, да, — продолжал Василе. — Я все хорошо рассчитал. Что ни говори, а двадцать подожженных телеграфных столбов… Знаю, что говорю. Только на заре! Охранники видят, что уже почти светло, и успокаиваются.
— Двадцать телеграфных столбов… Вот какой, значит, у тебя счет! — с горечью проговорил пекарь. — А что у меня на счету? Телеги булок и куличей — чтоб не подохли с голоду господа офицеры? И по чьему распоряжению, если не того самого Волоха? Бедного Сыргие, не знаю даже, жив ли еще, не пал ли от фашистской пули… — От волнения Кику даже закашлялся.
Агаке
— Торопитесь, будто нечистый гонится по пятам, — сказал он, перекладывая с плеча на плечо груз.
— Что ты тащишь, Ион? — спросил Кику. — Наверно, запаковал в мешок всю пекарню с потрохами?
— Будто сам не знаешь, — как всегда спокойно ответил Агаке. — Пожарные принадлежности, помпу… только не ту, которой гасят, наоборот, для чертова дела… прости господи!
— Давай сюда, я тоже немного понесу, — обрадовался пекарь. — Браво, Ион! Я всегда говорил… одной спичкой, но все же лучше вот так.
— Ничего, дотащу и сам, ты знай свое дело… «Браво» нужно говорить Василе, это он собрал штучку по все правилам…
— Браво, Василе, — рассеянно, без всякого энтузиазма проговорил пекарь. — До чего же я дошел, если с такой злостью вспомнил о Сыргие, даже вздумал жалеть… сомневаться, жив или уже на том свете, — со вздохом стал бормотать он.
Они безмолвно шли по ночным улицам, держась, как и прежде, в тени заборов и деревьев. Настороженно прислушивались, стараясь не пропустить подозрительного шороха, голоса или стука шагов… Миновали несколько глухих улиц.
— Здесь остановимся, — сказал Илие. — Значит, Василе, предлагаешь сначала провести операцию номер два? А твое мнение, Агаке?
— Полностью присоединяюсь. — Ион обрадовался возможности ненадолго снять с плеч груз.
— Как ты думаешь, эту… штуку нельзя где-нибудь спрятать? Тут же, поблизости? — спросил бригадир. — Она очень скоро понадобится.
— Почему нельзя? — ответил Антонюк, взвалив на спину тяжелый мешок и пропадая во тьме вместе с Агаке, торопливо побежавшим за ним…
Вернулись они довольно скоро.
— Все в порядке, — тяжело дыша, сказал Василе. — Можно идги дальше.
— Надеюсь, ты знаешь, к кому идем? — спросил Илие.
— Думаю, что знаю, — ответил Василе. — Дан Фурникэ? Если говоришь о нем, то могу провести более ближним путем.
— Давай! — поддержал его Кику. — И вообще ты пойдешь вперед — разбудишь его. Было бы не очень приятно застать его в постели. Смотри только, чтоб не вздумал хитрить, не преподнес какой-нибудь пилюли.
— Пусть попробует! — проговорил, удаляясь, Василе.
— Теперь пойдем и мы, Агаке. — Он словно бы предлагал товарищу не дорогу разделить с ним в ночной мгле, а… надежду.
Подыскивая слово похвалы, которого неизменно заслуживал Ион, Кику глянул на своего спутника и внезапно отчетливо понял: что бы ни сделал Агаке, он никогда не рассчитывает на благодарность или признательность.
Ночной воздух, казалось, вместо того чтоб становиться прохладнее, все более накалялся. Но если это только кажется — все из-за того же, из-за того, что рядом идет Агаке? Как бы там ни было, пекари хорошо знают, какою бывает ночная мгла, — работают по ночам.