Надежный человек
Шрифт:
— Хорошо, хорошо, — любезно поклонившись, Косой отвернулся от Илоны. — Это можно, разрешается… Я отдам распоряжение, барышня! Обязательно, барышня!
— Я не могу в это поверить, — проговорил наконец Антонюк. — Если до сих пор не удалось напасть на след Томы…
Внезапно одним прыжком вперед выскочил Тудораке — настороженно посмотрев на Василе, он дотронулся пальцем до губ.
— Господи, слова нельзя сказать, — меняясь в лице, пробормотал Василе.
Кельнер, однако, не обратил внимания на его слова — торопливо взяв стакан с водой, которую
— Кому, скажи на милость, нужен этот театр? — не сдержавшись, резко проговорил Илие, когда Тудораке вернулся. Он давно уже хотел поговорить с кельнером напрямик. — Сколько знакомы, все не можешь обойтись без выкрутасов! То угощаешь Кыржэ самыми дорогими винами — как будто нельзя было одним духом спровадить на тот свет, то… Из каждой мелочи делаешь тайну!
Хобоцел бросил беглый взгляд в противоположный угол «салона», откуда только что вернулся, и дал знак Илие продолжать:
— Высказывайся, друг булочник, говори, пока не надоест.
— Ну хорошо, ты самый воспитанный среди нас, с самыми изысканными манерами, но на кой черт нужна эта дипломатия? Перед кем, спрашивается? Через минуту–другую откроется дверь — когда же наконец можно будет говорить с тобой по душам? Или даже и сейчас не заслуживаем твоего доверия? — В конце концов Илие стал говорить обиженным тоном. — Отвечай, чего ж ты… Косой и тот говорил начистоту: меня назвал рецидивистом, Василе — добровольцем, Грозана обвинил в том, что не дает нужный адрес. Елену Болдуре… Или же и ей не доверяешь? Бабочке — тоже? — Упомянув Лилиану, Илие, впрочем, нахмурился.
Тишина длилась долго: все ждали, что скажет Илона. Бывшая инструкторша подпольного центра тяжело перевела дыхание.
— По–моему, здесь кто-то говорил, будто наши продвигаются к Карпатам? — спросила она. — Только не знаю, примерещилось или в самом деле кто-то говорил?
— Говорили — я! — чуть помедлив, отозвался Гаврилэ.
— Откуда ты об этом узнал? — спросил Тудораке.
— Как это откуда? — притворно возмутился слесарь, Прикидывая, что говорить дальше. — От жены, откуда Ж еще! — наконец выпалил он. — Еще до того, как идти… Да, говорят, будто на этот раз она родила девочку. Как хорошо бы было…
— Тут тебе Карпаты, тут тебе девочка, — сказала Илона. Она из последних сил старалась держать глаза открытыми. — Поклянись, что это правда! Нет, нет, не надо! Я верю… каждому твоему слову. И вам всем — тоже, — она широко развела руками. — Всем до одного, товарищи!
— Мне тоже? — подскочил Антонюк. — До сих пор еще называют добровольцем. Только это неправда, так и знай…
— И тебе, — посмотрев долгим взглядом на парня, ответила Илона.
Снова наступило молчание.
Косой больше не показывался. Хотя голос его раздавался в коридоре. Затем дверь внезапно распахнулась, и в «салон ожидания» вошла группа военных.
Каски, сталь винтовок, свастика…
—
— Не сомневайся, — Илона даже утвердительно кивнула головой.
— Этого избитого… — тихо зашептал он, низко наклонившись к ее лицу, точно выражал признательность за добрые слова, — искалеченного, которого вышвырнули из камеры пыток, они… кажется, не заметили. Вдруг спасется?
— Да будет земля ему пухом, — отозвался кельнер.
— Что ты сказала? — не сразу понял Василе. — Разве он умер? Я говорю о том… что лежит в углу.
— И я о нем, — подтвердил Тудораке. — Это не кто иной, как гадина Мындряцэ. Теперь можно сказать и Кику. Он просто умирал от любопытства, допрашивал и допрашивал… Все еще не ясно? — Он поспешил с объяснениями: — Мерзавец просто вымазал лицо кровью какой-то из жертв, чтоб не смогли узнать. Надеялся подслушать наши разговоры, выведать что-либо под занавес…
— Ты своим умом до этого додумался или?.. — сдержанно, чтоб не обидеть кельнера, спросил Кику.
— Додумался, додумался! — Как видно, слово почему-то пришлось Тудораке по вкусу.
И вот они во дворе тюрьмы. О, если б еще небо было затянуто тучами! Если бы туман, мелкий, надоедливый дождь… Чтоб не жаль было умирать.
— Айн, цвай! — раздаются впереди, где идут женщины, гортанные выкрики.
— Шевели пузом, потаскуха! — Конвоир злобно подталкивает Илону в спину.
И в то же мгновение — никто даже не заметил, как это произошло, — Василе Антонюк одним прыжком набросился на негодяя, мертвой хваткой вцепившись ему в глотку зубами, так что двое солдат долго не могли оторвать парня от жертвы и, чтоб поскорее покончить, вынуждены были дать по нему очередь из автомата прямо посреди двора, на виду у сотен зарешеченных окон.
Тронулись с места, оставив на земле «добровольца» Василе Антонюка.
Наполовину пустой тюремный двор, бесконечный забор, конвоиры, жандармы, гестаповцы… Изолированные группы арестованных — ожидают сортировки…
О эта сортировка!
После нее вряд ли уже выйдешь живым.
Если вообще дождешься ее… В любую минуту — пистолетный выстрел, залп из винтовок или автоматов — в упор, на расстоянии в несколько шагов.
Косой, с посаженной на длинную шею головой, возвышающийся над всеми, шагает впереди пятерки приговоренных. Он отвечает за них этой самой головой… Через плечо у него перекинут автомат.
Он пропускает вперед женщин, сам же немного отстает.
— Скажите хотя бы, кто угробил Мындряцэ? — спрашивает он таким тоном, будто готов и себя считать соучастником. — Ты? — подскакивает он к Илие. — Ты? — поворачивается к Грозану. — Тогда кто же, наконец? Хочется посмотреть на этого благородного коммуниста! Все равно умрете, чего теперь терять! — Не дождавшись ответа, он сердито машет рукой и снова занимает место впереди процессии.
— Значит, то и в самом деле был Мындряцэ? — спрашивает Илие кельнера. — От меня ушел, не хватило патронов…