Надежный свидетель
Шрифт:
В том, как права оказалась Леночка в том, что это «только хуже», капитан полиции Павел Николаевич Чимикин убедился уже через три дня после открытия кафе. И именно об этом ему твердил его хороший друг и коллега – тоже капитан полиции Вадим Игнатьевич Бойко, доедая свой завтрак.
– Я не смотрю на него! – Чимикин вынужденно ответил, понимая, что Вадим так просто не отвянет. – И нельзя ли потише?!
Перед витриной в ожидании вкусных завтраков столпилось человек десять из их отделения. Было шумно: работала кофемашина, слышались смешки, разговоры, периодически срабатывала чья-нибудь не выключенная рация.
– Ты
– Я капитан полиции, я умею… Так, все, нахрен!
Чимикин стащил с головы шапку, которую позабыл снять в помещении, и с трудом выдохнул. Он снова отвернулся к окну, игнорируя и Вадима, и всех посетителей кафе разом.
Это становилось невыносимо. То, что Вадим был в курсе его пристрастий, было хорошо и безопасно. Обычно. Они обсудили это уже много лет назад, когда однажды, по одному делу Бойко проходил бывший любовник Чимикина. Тогда пришлось признаться коллеге, хотя тот и сам обо всем догадался, услышав облегченное «Паша, слава богу, ты здесь!» от парня в розоватой шубе и с явно сделанным маникюром, пусть и телесного оттенка. Чимикин тогда думал, что это конец его работы в органах, да и вообще жизни, но Вадим, будучи старше и опытнее, объяснил ему, что здесь такому вообще-то давно уже не удивляются и подобный опыт случался почти у каждого второго.
После Чимикин со своими наклонностями не попадался, и вот под Новый год во дворе участка появилась чертова кофейня. «Надежный свидетель» его морально-нравственного падения. Павел горестно вздохнул.
Все дело было в руках. Красивые ухоженные мужские руки были фетишем и проклятием Чимикина уже многие годы. В остальном он всегда был молодцом. Но стоило взгляду зацепиться за какое-нибудь особенно узкое запястье или за проступающие над косточками вены, как самообладание летело к черту. Мысли были только о том, как здорово можно эти запястья сжимать, как ласково можно переплетать чужие пальцы со своими, как их наверняка приятно целовать. В целом Чимикин маньяком не был и отлично умел с этим жить, да и действительно красивые мужские руки ему попадались не так уж часто.
У второго баристы в «свидетеле» были руки молодого бога. И столкновения с ними избежать было невозможно, поскольку тот этими руками наливал кофе, набирал цифры на терминале для оплаты, отсчитывал сдачу, передавал стаканчики и тарелки… Руки были везде! Узкие запястья, перевитые венами тыльные стороны ладоней, аккуратно подстриженные ногти, татуировка на внутренней стороне безымянного пальца, которую Чимикин никак не мог разглядеть толком.
– Паша, прием! – Вадик поводил рукой у него перед глазами.
– Что, так заметно, что я в жопе? – мрачно поинтересовался он.
– Почему сразу в жопе? – Бойко нахмурился. – Ну запал ты на этого парня, так и что такого?
– Как это – что такого?! – Чимикин выразительно посмотрел на него.
– Ну так я и говорю, что нечего пялиться как маньяк – пригласи его куда-нибудь там, оставь телефончик, попроси телефончик, как там это у вас делается?
– У вас? Ты, кажется, говорил, что тоже очень даже…
– Это было давно, – Бойко только отмахнулся. – Не вижу проблемы. Парень явно из этих, предложи – и все.
– Чтобы потом всем было бесконечно неловко? – Чимикин покачал головой и снова поймал взглядом темную вихрастую макушку.
Парня, судя по бейджику, звали по-модному Лекс (видимо,
Бойко посмеивался, замечая его терзания, но тому было легко, а Чимикину – не очень.
Он действительно «сталкерил» красивого парня уже пятый день подряд. Трижды заходил в кофейню: на завтрак, обед и вечерний кофе. Лекс шустро обслуживал посетителей, улыбался, кивал, легко запоминал заказы и был такой бесшумный и быстрый, будто бы невесомый. Хотя это наверняка было не так: Чимикин разглядел перекатывающиеся мышцы под легкой тканью футболки. Эти баристы, похоже, класть хотели на все суровые погодные условия и сквозняк, возникающий каждые пять минут, когда в кофейню отворялась дверь. Оба постоянно гоняли в коротком рукаве, джинсах-колготках и кроссовках, из которых торчали голые ноги, при этом выглядели они так, будто бы в декабре это была самая комфортная одежда.
Это создавало забавный контраст: все представители правопорядка уже давно нацепили свитера, частично наплевав на форму, потому что голубые казенные рубашки не грели толком.
И все это в целом можно было бы пережить, если бы не странное обстоятельство, которое не давало Чимикину покоя: в свой первый заказ, когда он только-только залип на красивые кисти, он почувствовал ответный заинтересованный взгляд.
– Ваш самый вкусный кофе, пожалуйста.
Голос звучал вроде бы и профессионально-вежливо, но вместе с тем будто бы… игриво? Удивленный этой интонацией, Павел вскинул голову и тут же утонул в теплоте карих глаз. Он так и залип, не взяв свой стаканчик и ничего толком не предпринимая. Казалось, Лекс залип тоже, хотя у самого Чимикина глаза были обыкновенные – серые, да и вид у него в тот момент наверняка был ужасно глупый. Тем не менее они разглядывали друг друга секунд двадцать, что, наверное, было даже несколько неприличным.
Первым отмер Лекс.
– Самый вкусный кофе для господина полицейского, – повторил он с улыбкой.
– Спасибо.
Павел тряхнул головой, выводя себя из ступора, схватился за стаканчик и тут случилось катастрофическое: их пальцы соприкоснулись.
После этого Чимикин позорно сбежал за столик, весь оставшийся день судорожно думая о том, действительно ли бариста чуть погладил его кончиками пальцев или ему показалось. Вот это уже тянуло на начинающееся безумие, но способов остановить его при постоянном столкновении в кофейне просто не было.
«Самый вкусный кофе» после этого стал традицией. При этому у Чимикина оставалось четкое ощущение, что над ним издеваются. Теперь «самый вкусный кофе» предлагался не просто «господину полицейскому», а еще «смелому господину полицейскому», «сильному господину полицейскому» и даже «крутому господину полицейскому». Когда Лекс подавал обед, то полицейский становился «голодным», иногда – «прожорливым», а по вечерам – «усталым» или «грустным». Это игнорировать уже не получалось, как и списывать на «показалось». Другим полицейским доставался просто «самый вкусный кофе» без личного обращения.