Надгробные речи. Монодии
Шрифт:
Итак, равнина была устлана восемью тысячами мертвых тел [537] , Рейн запружен утопленниками из тех, кто не умел плавать, острова реки завалены трупами, а победители преследовали варваров, скрывающихся в лесах. Трупы же и доспехи, увлекаемые потоком реки, доносили весть об этом побоище до самых отдаленных варварских земель. Но важнее всего было то, что, устроив облаву на обитателей островов, наши воины захватили вместе с подданными и их царя [538] . И вели они его, держа за руки и не разоблачив от доспехов, а тот был человеком весьма рослым и видным и своею фигурой и нарядом привлекавшим к себе всеобщие взоры [539] . И вот, как только солнце, узревшее сию великую битву, зашло, цезарь, призвав этого варвара к ответу за его дерзость и слушая его полные достоинства речи, дивился. А когда благородную поначалу речь тот завершил смиренными мольбами [540] , испугавшись за свою жизнь и прося ее сохранить, цезарь едва не возненавидел его, однако не причинил ему ничего плохого и даже не заключил в оковы, уважая его недавнее могущество и думая о том, сколь многое переменилось за один день.
537
...равнина была устлана восемью тысячами мертвых тел... — Согласно Аммиану Марцеллину, германцы потеряли убитыми на поле боя б тыс. воинов (в то время как со стороны римлян погибло только 247 человек, см.: Римская история. XVI. 12.63), согласно же Зосиму — 60 тыс. (см.: Новая история. III.3.3).
538
...наши воины захватили вместе с подданными и их царя. — Речь идет о вожде германского племени по имени Хонодомарий, о захвате которого сам Юлиан говорит в «Послании к сенату и народу афинскому», именуя его Хнодомаром (см.: 279c). Согласно Аммиану Марцеллину, Хонодомарий был окружен римской когортой при попытке переправиться через Рейн обратно и добровольно сдался в плен вместе со всем своим отрядом в двести человек (см.: Римская история. XVI. 12.58—60).
539
...а тот был человеком весьма рослым и видным и своею фигурой и нарядом привлекавшим к себе всеобщие взоры. — Более подробное описание внешности и костюма
540
А когда благородную поначалу речь тот завершил смиренными мольбами... — Ср.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVI.12.65.
Какой из эллинских праздников сравнится с тем вечером после сражения, когда его участники пировали, похваляясь друг перед другом и считая, сколько врагов они сразили, когда одни смеялись, другие пели, а те, что из-за ран не могли принимать участие в угощении, находили для себя достаточно утешения в самих этих ранах? Да и во сне, должно быть, продолжали они вновь и вновь побеждать варваров, даже ночью наслаждаясь плодами дневных трудов своих. И хотя весьма поздно воздвигли они сей трофей над варварами [541] , но тем радостнее был для них этот нежданный успех. Так что же явилось тому причиной? Юлиан ли превратил жалких трусов в доблестных воинов, словно некий бог, вложив отвагу в их сердца? [542] Но тогда что может быть прекраснее, чем обладать таковыми нечеловеческими способностями! Или же бездарность прежних военачальников разрушала свойственное этим людям от природы благородство? Но тогда что может быть похвальнее, чем заставить людей доблестных явить свою доблесть во всей ее полноте! Что за божество незримо облагородило их души?! И что может быть почетнее, нежели сражаться вместе со столь могущественными союзниками! Ведь и для афинян, я полагаю, намного почетнее было то, что они свершили свой легендарный подвиг у Марафона при помощи Геракла и Пана [543] , нежели если бы они содеяли это без помощи богов.
541
...воздвигли они сей трофей над варварами... — См. примеч. 1 к «Надгробной речи» Горгия.
542
...словно некий бог, вложив отвагу в их сердца! — Либаний использует здесь метафору, часто встречающуюся у Гомера (см., в частности: Илиада. XVI.529; Одиссея. ??.76; VI. 139—140 и т. д.).
543
Ведь и для афинян... почетнее было то, что они свершили свой легендарный подвигу Марафона при помощи Геракла и Пана... — Согласно Геродоту, афиняне перед Марафонским сражением отправили за помощью в Спарту Фидиппида, которому по дороге явился бог Пан и велел передать афинянам, что и впредь станет им помогать, если они не будут пренебрегать им (см.: История. VI. 105). Называя среди божественных помощников афинян наряду с Паном и Геракла, Либаний намекает на то, что недалеко от Марафона находилось святилище этого героя.
Иной военачальник после столь великой победы распустил бы войско, а сам, придя в город, усладил бы взоры конными ристаниями и театральными представлениями, дав отдых своим мыслям. Но не таков был цезарь. Для начала он подверг наказанию знаменосцев [544] , дабы те знали, как следует держаться в строю, однако жизни их не лишил, во имя победы даровав им пощаду [545] . А того рослого человека, варварского царя, в качестве пленника и вестника собственных невзгод отослал к Констанцию [546] , полагая своей задачей трудиться, а подобные награды уступать властителю, как Ахилл уступил свою добычу Агамемнону [547] . Констанций же и триумф справил, пустив перед собой этого варвара, и тщеславился, и кичился — и всё это за счет чужих опасностей [548] . Ибо и еще одного варварского вождя, каковой вместе с первым переправился через Рейн, хотя и убеждал того не сражаться, испугавшись происходящего, Юлиан поймал и отдал в руки властителя, так что благодаря ему Констанций стал владыкою над обоими варварскими царями, из коих один сдался сам, а другой был взят в плен.
544
Для начала он подверг наказанию знаменосцев... — По свидетельству Зосима, всадников, виновных в отступлении, Юлиан наказал, водя их по лагерю одетыми в женское платье, потому как считал, что для воина такое наказание окажется хуже смерти (см.: Новая история. III.3.5).
545
...однако жизни их не лишил, во имя победы даровав им пощаду. — Ср.: Зосим. Новая история. III.3.5.
546
А того рослого человека, варварского царя, в качестве пленника и вестника собственных невзгод отослал к Констанцию... — Об этом факте свидетельствует и сам Юлиан (см.: Послание к сенату и народу афинскому. 279c—d). Согласно Аммиану Марцеллину, после своего пленения Хонодомарий жил в Риме в лагере иноземных солдат, где вскоре и умер (см.: Римская история. XVI. 12.66).
547
...как Ахилл уступил, свою добычу Агамемнону. — См. примеч. 10 к «Меланкому».
548
Констанций же и триумф справил, пустив перед собой этого варвара, и тщеславился, и кичился, — и всё это за счет чужих опасностей. — В эдиктах Констанция эта победа приписывалась ему одному, имя же Юлиана там не упоминалось вовсе (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVI. 12.70; Юлиан. Послание к сенату и народу афинскому. 279d).
Но возвращаюсь к сказанному. С цезарем не случилось того, что часто бывает с другими военачальниками, в коих победы порождают беспечность и страсть к удовольствиям. Ибо, предав земле павших в бою, не дал он солдатам сложить оружие, как бы они того ни желали [549] , а, полагая, что, свершив сей подвиг, они помогли своему отечеству, но что доблестным мужам надлежит еще и отмстить за нанесенные варварами обиды, повел их во вражьи пределы, внушая своими речами, что им остается лишь самая малость — скорее даже забава, нежели труд, ибо варвары напоминают раненого зверя в ожидании следующего удара [550] . И он не ошибся. Переправившись через Рейн, варвары, укрыв в лесах своих жен и детей, спасались бегством, а цезарь выжигал их деревни, вывозил из них всё, что те спрятали [551] , и леса не были ему в том помехой. И тотчас явились к нему послы от варваров с речами, полными смирения и соответствующими их нынешнему бедственному положению. А просили те остановить разорение их земли, не губить более ее жителей и впредь считать их своими друзьями. Цезарь, конечно, заключил с ними мир, но сроком на одну зиму [552] , когда и без перемирия, пожалуй, бывает у солдат отдых.
549
...не дал он солдатам сложить оружие, как бы они того ни желали... — Ср. со свидетельством Аммиана Марцеллина о решении Юлиана продолжать наступление за Рейном, несмотря на сопротивление армии: Римская история. XVII.1.2.
550
...ибо варвары напоминают раненого зверя в ожидании следующего удара. — Сравнение бегущего с поля боя воина с раненым зверем в ожидании смерти — распространенный топос в античной литературе (ср., например: Дион Хрисостом. Меланком. 13).
551
...цезарь выжигал их деревни, вывозил из них всё, что те спрятали... — Ср.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVII.1.7.
552
Цезарь, конечно, заключил с ними мир, но сроком на одну зиму... — Согласно Аммиану Марцеллину, перемирие было заключено сроком на десять месяцев (см.: Римская история. XVII.1.12).
Итак, отдых Юлиан предоставил побежденным, сам же не пожелал сидеть сложа руки, но среди зимы осадил тысячу фрактов [553] — а им равно в удовольствие и снег, и цветы, — грабивших отдельные деревни, посреди которых стояла заброшенная крепость. Заперев их в ней, он взял врагов измором и в оковах отослал к старшему правителю, что само по себе есть дело невероятное, так как у фрактов существует такой обычай — или победить, или погибнуть. И всё же они были взяты в плен [554] , подвергшись, я полагаю, тому же, что и спартанцы при Сфактерии [555] . А властитель, получив варваров в дар и так их и именуя, присоединил тех к своим отрядам в уверенности, что они будут для последних словно сторожевые башни, ибо один фракт стоит многих воинов.
553
...осадил... фрактов... — Имеются в виду франки (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVII.8.1—4).
554
...они были взяты в плен... — Согласно Аммиану Марцеллину, варвары, голодовкой и караулами доведенные до крайности, сдались сами, после чего были немедленно отправлены в ставку императора Констанция (см.: Римская история. XVII.2.3).
555
...подвергшись, я полагаю, тому же, что и спартанцы при Сфактерии. — Речь идет об эпизоде Пелопоннесской войны, имевшем место в 425 г. до н. э., когда лакедемонский гарнизон острова Сфактерии, окруженный союзными войсками афинян и мессенцев, был вынужден сдаться (редкий случай капитуляции спартанцев), после чего пленных переправили в Афины (см.: Фукидид. История. IV.38.3).
Таково первое из зимних его предприятий. Второе же было ничуть не хуже. Когда на страну неожиданно напало целое племя варваров [556] , он поспешил было им навстречу, чтобы совместно с гарнизонными войсками прогнать захватчиков, но воины, узнав о стремительном приближении цезаря, упредили его и сами изгнали врагов, потерявших немало убитыми. Так, цезарь в равной мере побеждал и своим присутствием, и одним только намерением. И это он совершал, отрываясь от книг, за коими просиживал даже тогда. Более того, отправляясь в военный поход, он и книги брал с собою. И в самом деле, в руках его всегда была либо книга, либо меч, ибо он полагал, что в учении для войны большая польза и что больше проку от государя, сильного разумением, нежели телом. Так, разве не является весьма полезным для всех остальных его решение, во-первых, поощрять усердие и сметливость хороших воинов почестями, коих он добивался для них у того, кто таковыми делами ведает, а во-вторых — оставлять за солдатами, расхищавшими имущество врагов, право владеть всем, что они захватят? И это последнее вполне согласуется с его обещанием платить золотом за отвагу всякому, кто принесет голову врага. Когда же по всей земле шла молва и о том, и о другом его решении, всякий усердный солдат становился его приверженцем. И не только солдаты, но и ценители литературы любили его не меньше, а кто обучался в Афинах и признавал за собою хоть каплю таланта, те отправлялись к нему, как некогда мудрецы — в Лидию к Крезу [557] . Но Крез показывал Солону свои сокровища, ибо не было у него ничего дороже этого [558] , а цезарь раскрывал перед приходившими сокровища души своей и среди прочего — дар Муз, собственные сочинения, каковые он произносил перед гостями, желая доставить им удовольствие, и каковые по сей день можно еще купить и прочитать.
556
...на страну... напало целое племя варваров... — Речь идет об алеманнском племени хамавов (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVII.8.5).
557
...как некогда мудрецы — в Лидию к Крезу. — Согласно Геродоту, после того как лидийский царь Крез покорил многочисленные соседние народы и существенно расширил таким образом границы своих владений, в столицу его государства, богатые и могущественные Сарды, стали съезжаться все греческие мудрецы, среди которых был и Солон (см.: История. 1.29).
558
Но Крез показывал Солону свои сокровища, ибо не было у него ничего дороже этого... — Крез считал себя счастливейшим человеком на свете, ибо он был сказочно богат и о его богатстве ходили легенды. Когда в Сарды прибыл Солон, царь показал гостю свои многочисленные кладовые и спросил, кого тот считает самым счастливым человеком на свете. Солон же, вопреки ожиданию Креза, назвал троих безвестных афинян, которые не только не были богаты, но к тому времени давно умерли. Недоумение и гнев царя, вызванные ответом мудреца, утихли, после того как Солон пояснил, что судьба переменчива и ни одного человека нельзя считать счастливым, пока его жизнь не окончена (см.: Геродот. История. 1.30 сл.).
Так он ликовал в окружении спутников Гермеса и Зевса [559] . Но, как только наступившее время года подало к тому знак, он тотчас двинулся в поход [560] и, метая молнии близ реки [561] , навел на весь варварский род такой страх, что те молили его позволить им переселиться в его государство, считая приятнее для себя жить под его властью, нежели в родном краю, и просили у него земли, и получили ее. Так, против одних варваров он использовал других, полагавших, что лучше вместе с ним преследовать остальных, чем вместе с прочими убегать самим. И этого он достиг без единого сражения. Узнав же, что варвары снова переправляются через реку, цезарь в отсутствие переправы приказал, чтобы и кони, и гоплиты перебрались на другой берег вплавь, и двинулся с войском вперед, одно опустошая, другое отбирая, и никто ему в том не препятствовал [562] . Стали несчастные молить о пощаде, да поздно — огонь уже полыхал. Цезарь же, решив, что пришло наконец время положить предел всем бедам Галлии, поначалу отправил посланцев обратно с позором, а когда те явились вновь и самих царей привели в качестве просителей, и скиптродержцы кланялись ему чуть не до земли [563] , он, припомнив варварам их частые бесчинства и многочисленные страдания, кои принесли они жителям, повелел им заплатить за мир, искоренив собственное зло, — восстанавливая города и возвращая пленных [564] . Те согласились и не обманули, и начали привозить лес и железо для постройки домов и освобождать пленников, перед каковыми теперь заискивали, дабы они не злопамятствовали, хотя прежде сами их бичевали, а если кого из пленников не возвращали, то сообщали об их гибели, причем истинность сих слов подтверждали освободившиеся из плена. Некогда воины Кира, впервые увидевши море после нескончаемых гор и многих превратностей пути, издали крик радости и плакали от счастья, и обнимались, как товарищи по пережитым невзгодам [565] . Так же было и с жителями этой земли, но не море увидавшими, а друг друга, ибо одни узрели близких, избежавших рабства, а другие вновь обрели и близких, и родину. Плакали, глядя на эти объятья, и все их соплеменники, но то были другие слезы — не те, кои прежде проливали они при разлуке, а каковые теперь текли из их глаз при встрече.
559
...в окружении спутников Гермеса и Зевса. — Вероятно, аллюзия на диалог Платона «Федр» (см.: 252c—d). Здесь Либаний проводит параллель между беседами Сократа и его учеников, с одной стороны, и интеллектуальным кружком Юлиана — с другой. Под спутниками Зевса подразумеваются в данном случае поклонники философии, а под спутниками Гермеса, традиционно считавшегося покровителем красноречия, — ценители словесного искусства.
560
...он тотчас двинулся в поход... — Речь идет о походе против салических франков, захвативших римскую территорию вблизи Токсандрии (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVTL8.3 сл.).
561
...близ реки... — Имеется в виду Рейн.
562
...и двинулся с войском вперед, одно опустошая, другое отбирая, и никто ему в том не препятствовал. — Речь идет о походе Юлиана против племени германского вождя Гортария (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVII. 10.5 сл.).
563
...и скиптродержцы кланялись ему чуть не до земли... — Имеются в виду вожди германских племен Суомарий и Гортарий (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVII. 10.10 сл.).
564
...он, припомнив варварам их частые бесчинства... повелел им заплатить за мир, искоренив собственное зло, — восстанавливая города и возвращая плененных жителей. — Ср.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVII. 10.9.
565
Некогда воины Кира, впервые увидевши море после нескончаемых гор и многих превратностей пути, издали крик радости и плакали от счастья, и обнимались, как товарищи по пережитым невзгодам. — Отсылка к известному эпизоду из «Анабасиса» Ксенофонта (см.: IV.7.21—25).
Так война вначале разбросала, а затем воссоединила галлов, в первом случае — из-за трусости военачальников, во втором — благодаря их храбрости. Вновь стали заполняться городские советы, росло население, умножались ремесла и доходы, выдавались замуж дочери, находили себе жен юноши, и люди, как прежде, пускались в путешествия, справляли праздники и всенародные торжества. Так что если бы кто назвал этого мужа основателем тех городов, то не ошибся бы. Ибо одни из них, подвергшиеся разрушению, он восстанавливал, население же других, почти опустевших, сохранил в целости, избавив его от страха вновь испытать те же ужасы. А с наступлением зимы никто из варваров уже не вышел на свои обычные грабежи, но, оставшись дома, питался собственными запасами — не столько из почтения к договору, сколько из страха перед войною, ибо даже те, что еще не были связаны клятвами, опасаясь грядущего, сидели тихо.
Чем же был занят цезарь в мирное время? А вот чем. Обратил он свои взоры к величайшему из островов, каковые только существуют под солнцем, — к тому, что находится посреди Океана [566] , и послал туда людей для надзора за казенными тратами, кои лишь на словах шли на солдат, а на деле составляли доход военачальников. И тех, кто вел себя недобросовестно, он призвал к порядку. Совершил он и другое деяние, гораздо более важное и спасительное для галлов. Было это так. В прежние времена хлеб с острова доставляли сначала по морю, а затем по Рейну. Однако с тех пор как варвары возымели силу, они тому препятствовали, и большинство судов за неимением надобности было вытащено на сушу и давно сгнило, а те немногие, что плавали, приходилось разгружать в гаванях, вместо реки используя для перевозки хлеба телеги, так что дело это было весьма разорительным. И вот, возобновив прежний способ доставки хлеба и рассудив, что отсутствие таковой является большим злом, цезарь вскоре построил больше судов, чем было раньше [567] , и сам наблюдал за тем, как хлеб доставлялся по реке.
566
...к величайшему из островов, каковые только существуют под солнцем, — к тому, что находится посреди Океана... — Имеется в виду Британия.
567
...цезарь вскоре построил больше судов, чем было раньше... — Согласно Зосиму, судов было 800 (см.: Новая история. III.5.2). Сам же Юлиан называет другое число — 600 кораблей (см.: Послание к сенату и народу афинскому. 280a).
Пока Юлиан не был занят этим делом, один подчиненный обвинил своего начальника в казнокрадстве, судьею же выступал Флоренций, наместник Галлии, — человек, привычный к лихоимству [568] . Вот и на этот раз, приняв мзду, он из сочувствия к своему собрату обратил гнев свой на обвинителя. Однако несправедливость его не осталась незамеченной, и когда пошли на этот счет пересуды и недобрая молва достигла слуха наместника, он передал это дело на суд цезаря. Тот сначала уклонялся, ибо не было ему дано и этого права. Флоренций же поступал так не ради того, чтобы восторжествовала справедливость, а в надежде на то, что цезарь, даже уличив его в нечестии, признает его правоту. Но когда он увидал, что истина одержала верх над почтением к нему [569] , то оскорбился и, оклеветав в письмах к властителю сановника, с коим цезарь был весьма близок, — мол, тот дурно влияет на юношу, — добился его удаления, а тот был цезарю вместо отца [570] . Тогда Юлиан в который раз почтил впавшего в немилость сановника речью [571] , которая еще хранила его печаль по поводу тогдашней разлуки, и в одно и то же время и друга оплакивал, и с властями должен был сообщаться.
568
...судьею же выступал Флоренций, наместник Галлии, — человек, привычный к лихоимству. — Об этой же черте Флоренция пишет Аммиан Марцеллин и свидетельствует сам Юлиан (подробнее см. примеч. 123).
569
Но когда он увидал, что истина одержала верх над почтением к нему... — О своем расхождении с Флоренцием упоминает и сам Юлиан, упрекая его в жадности (см.: Послание к сенату и народу афинскому. 282c). Аммиан Марцеллин же весьма подробно останавливается на конфликте цезаря с Флоренцием, вызванном их разногласиями по вопросу о сборе податей в Галлии: Флоренций настаивал на необходимости покрыть недоимки поземельного налога путем экстренных денежных взысканий с населения, Юлиан же выступал против введения таких мер, пагубно сказывающихся на благосостоянии провинций (см.: Римская история. XVII.3.2 сл.).
570
...оклеветав в письмах к властителю сановника, с коим цезарь был весьма близок... добился его удаления, а тот был цезарю вместо отца. — Речь идет о Сатурнии Секунде Саллюстии (см. примеч. 42 и 64). Однако сам Юлиан виновником удаления Саллюстия считал не Флоренция, а некоего Пентадия (см.: Послание к сенату и народу афинскому. 282b—с). Согласно Зосиму, отозвав Саллюстия из Галлии и назначив его затем префектом Востока, Констанций стремился таким образом лишить Юлиана опытного и преданного ему советника (см.: Новая история. III.5.3).
571
...почтил впавшего в немилость сановника речью... — Эта речь Юлиана под названием «Утешение, обращенное к себе в связи с отъездом Саллюстия» сохранилась до наших дней.