Надгробные речи. Монодии
Шрифт:
Когда таким образом одни потерпели несчастие, другие овладели проходом, неприятели пошли на наш город, а наши предки, узнав о бедствии, постигшем спартанцев, не знали, что делать при таких обстоятельствах. Они понимали, что если встретят варваров на суше, то последние нападут с моря на тысяче кораблей и возьмут беззащитный город, а если сядут на триеры [195] , то он будет взят сухопутным войском; а сделать и то и другое — отразить врага и оставить достаточно сильный гарнизон — они не будут в состоянии. Таким образом, им предстояло выбрать одно из двух — или оставить отечество, или, примкнув к варварам, поработить эллинов; они предпочли свободу — с доблестью, бедностью и изгнанием рабству отечества — с позором и богатством. Поэтому для блага Эллады они покинули свой город [196] , чтобы бороться поочередно с каждым войском в отдельности, а не с обоими вместе. Перевезя детей, жен и матерей на Саламин, они стали собирать также морские силы остальных союзников. Через несколько дней пришло и сухопутное войско, и флот варваров. Видя их, кто не устрашился бы при мысли, в какую великую, страшную борьбу вступил наш город за свободу эллинов? Что думали те, которые смотрели на воинов, бывших на тех кораблях, когда и их собственное спасение, и исход приближавшейся борьбы были неизвестны? Что думали те, которым предстояло сражаться на море за самое дорогое для них — за победную награду, находившуюся на Сал амине? Их окружало со всех сторон такое множество врагов, что самым меньшим злом в это время было для них то, что они знали заранее об ожидающей их смерти, а самым большим несчастием было беспокойство о судьбе тех, которые были перевезены на Саламин, в случае успеха варваров.
195
Триера — военный корабль, имевший с каждой стороны по три ряда весел, расположенных один над другим.
196
...для блага Эллады они покинули свой город... — После поражения греков под Фермопилами для персов открылся путь на Афины и Пелопоннес. Чтобы выиграть время, афиняне решили сдать город персам, предварительно эвакуировав оттуда всё гражданское население, и стали готовиться дать отпор Ксерксу. Войдя в Афины, персы сожгли и до основания разрушили город. Понимая, что за Афинами последует и Саламин, греки оказались перед выбором — оставить также и его,
В этом бедственном положении они, надо думать, много раз прощались друг с другом и, конечно, оплакивали свою участь: они знали, что у них кораблей мало; видели, что у неприятелей их много; им было известно, что их город покинут, страна опустошается и наполнена варварами; храмы горели, все ужасы были близки. Они слышали боевые песни эллинов и варваров, сливавшиеся в один звук, слышали возгласы одобрения с обеих сторон и крик погибавших; море было наполнено трупами; обломки кораблей дружественных и вражеских во множестве сталкивались; битва долгое время оставалась нерешенной: то казалось им, что они победили и спасены, то казалось, что поражены и погибли. При таком страхе, конечно, они воображали, что видели многое, чего не видали, что слышали многое, чего не слыхали. Каких молений не воссылали они к богам, о каких жертвах не напоминали им! Жалели детей, тосковали по женам, горевали об отцах и матерях, думали о предстоящих бедствиях в случае неудачи. Кто из богов не пожалел бы их при виде такой грозной опасности? Кто из людей не пролил бы слез? Кто не восхитился бы их смелостью? Да, они далеко превзошли всех людей мудростью в советах и мужеством в опасностях войны: они покинули город, сели на корабли, своих немногих воинов противопоставили полчищам Азии. Своей победой на море [197] они показали всему миру, что лучше с немногими бороться за свободу, чем с множеством слуг царя — за свое рабство. Для свободы Эллады они сделали самый большой и самый ценный вклад: доставили полководца Фемистокла, отличавшегося красноречием, умом и деятельностью, кораблей большее число, чем все остальные союзники, людей самых опытных. И действительно, кто из остальных эллинов поспорил бы с ними умом, численностью и мужеством? Таким образом, они по заслугам получили от Эллады без всякого спора первую награду за храбрость в морском сражении и по справедливости приобрели счастье, соответствовавшее опасностям, и показали азиатским варварам, что доблесть эта есть истинно благородный плод родной земли.
197
Своей победой на море... — Имеется в виду победа в битве при Саламине (480 г. до н. э.), в которой греческий флот, насчитывавший, по разным сведениям, от 310 до 378 кораблей, полностью разгромил мощную флотилию персов, состоявшую из 1207 кораблей (см.: Эсхил. Персы. 338—344; Геродот. История. VII.89, 184). См. также примеч. 23.
Показавши себя такими в морском сражении и взяв на себя самую большую долю опасности, они своим мужеством завоевали и для остальных эллинов свободу, сделав ее общим достоянием. Впоследствии, когда пелопоннесцы стали строить стену поперек Истма [198] , довольствуясь тем, что сами они спасутся, и, считая себя избавленными от опасностей, угрожающих с моря, равнодушно относились к тому, что остальные эллины попадут под власть варваров, афиняне с гневом советовали им, если они останутся при таком решении, окружить стеной весь Пелопоннес: если сами афиняне, преданные эллинами, соединятся с варварами, то последним не будет надобности в тысяче кораблей, а спартанцам не поможет стена на Истме, потому что господство на море будет без всякого сражения у царя. Получив такой урок, да и сами убедившись, что их поступок несправедлив и план безрассуден, а доводы афинян, напротив, справедливы и совет очень полезен, спартанцы пришли в Платеи на помощь. Когда большая часть союзников, ввиду огромного числа неприятелей, ночью бежала со своих позиций, спартанцы и тегеаты обратили в бегство варваров, а афиняне и платейцы победили в сражении всех тех эллинов, которые, потеряв надежду на свободу, надели на себя иго рабства [199] . Славно завершивши в тот день свои прежние битвы, афиняне прочно завоевали свободу Европе и, давши доказательство своей храбрости во всех боях, сражались ли они одни или с другими, на суше или на море, с варварами или с эллинами, были удостоены всеми — как теми, с кем вместе они сражались, так и теми, против кого боролись, — чести стать во главе Эллады.
198
...когда пелопоннесцы стали строить стену поперек Истма... — Для защиты полуострова жителями Пелопоннеса было принято решение возвести стену поперек Коринфского перешейка.
199
...спартанцы и тегеаты обратили в бегство варваров, а афиняне и платейцы победили в сражении... эллинов, которые... надели на себя иго рабства. — После того как персы потерпели поражение в битве при Саламине (см. примеч. 24), Ксеркс бежал в Азию, оставив в Греции своего военачальника Мардония с тремястами тысячами сухопутного войска. Это войско было побеждено союзной армией греков, насчитывавшей около 110 тыс. человек (из них 8 тыс. составляли афинские гоплиты), в битве при Платеях в 479 г. до н. э. Конец этому этапу Греко-персидских войн положила в том же году решающая победа греков над персами в сражении около мыса Микале, недалеко от города Приены.
Впоследствии возникла война между самими эллинами вследствие ревности и зависти к тому, что афиняне совершили: у всех было много спеси, и каждому государству нужны были лишь ничтожные поводы для обвинения афинян. В морском сражении, произошедшем между афинянами и эгинетами и их союзниками, афиняне захватили у них семьдесят триер [200] . Пока афиняне в это же самое время держали в блокаде Египет [201] и Эгину и вся молодежь была в отсутствии, находясь во флоте и в сухопутном войске, коринфяне со своими союзниками, рассчитывая или вторгнуться в беззащитную страну, или оттянуть наше войско из Эгины, выступили в поход поголовно и заняли Геранею [202] . Когда таким образом у афинян одни были далеко, другие близко [203] , они не захотели никого отозвать обратно: надеясь на свое мужество и презирая наступающих врагов, люди пожилые и не достигшие еще военного возраста захотели начать борьбу в одиночку: одни имели храбрость благодаря опытности, другие — от природы; одни сами во многих местах показали храбрость, другие подражали им; старшие умели повелевать, младшие — исполнять приказания. Под начальством Миронида они сами вступили в мегарскую землю: [204] воины, уже потерявшие силы и еще не достигшие расцвета сил, победили в сражении всё неприятельское войско: вступив в чужую страну, победили тех, которые хотели вторгнуться в их собственную. Воздвигнув трофей в честь дела, очень славного для них и очень позорного для врагов, одни, уже не имевшие сил, а другие, еще не имевшие их, но и те и другие превосходившие храбростью противников, с величайшей славой возвратились к себе на родину: одни стали продолжать свое образование, другие — совещаться об остальных делах.
200
В морском сражении, произошедшем между афинянами и эгинетами и их союзниками, афиняне захватили у них семьдесят триер. — Имеется в виду война между Эгиной и Афинами в 458 г. до н. э., окончившаяся победой последних. В результате этой войны афиняне захватили 70 боевых кораблей неприятеля, что положило конец морскому могуществу Эгины.
201
Пока афиняне в это же самое время держали в блокаде Египет... — Имеется в виду поход афинян в Египет в 460 г. до н. э. для оказания военной помощи предводителю ливийцев Инару, восставшему против персидского царя Артаксеркса I.
202
...коринфяне... выступили в поход поголовно и заняли Геранею. — Речь идет о войне афинян с коринфянами и их союзниками в 458 г. до н. э.
203
Когда таким образом у афинян одни были далеко, другие близко... — Часть афинского войска участвовала в войне в Египте (см. примеч. 28), а другая его часть вела военные действия на острове Эгине (см. примеч. 27).
204
Под начальством Миронида они сами вступили в мегарскую землю... — Во время войны между Афинами и Коринфом афинский полководец Миронид возглавил отряд гражданского ополчения, состоявший из юношей и ветеранов, для защиты Мегары от коринфян и его силами победил последних (459 г. до н. э.), тогда как основные силы афинян находились далеко от города, принимая участие в военных действиях на острове Эгине и в Египте (см. соответственно примеч. 27 и 28). См. также: Фукидид. История. 1.105.4—5.
Нелегко одному пересказать все в отдельности опасные предприятия, совершённые многими, и в один день изобразить то, что было сделано в течение всех веков. В самом деле, какая речь, какое время, какой оратор сможет рассказать о доблести здесь лежащих мужей? С великим множеством трудов, с опасностями, известными всем, со славными битвами они освободили Элладу, возвеличили отечество: семьдесят лет они владычествовали над морем [205] , среди союзников их не было внутренних междоусобий, потому что афиняне не требовали того, чтобы народная масса была в рабстве у немногих, а заставляли всех иметь равные права: они не ослабляли союзников, но делали и их сильными и показали, что их собственная сила так велика, что великий царь [206] уже более не стремился завладеть чужими землями, но отдавал и часть своих и боялся за остальные свои владения. В то время военные суда не приходили из Азии, не возникали тирании в Элладе, ни один эллинский город не был порабощен варварами: такую умеренность и страх внушало всему миру их мужество. За это они одни должны стоять во главе эллинов и иметь гегемонию над городами.
205
...семьдесят лет они владычествовали над морем... — Морская гегемония Афин длилась от конца Греко-персидских войн до конца Пелопоннесской войны, т. е. с 479 по 404 г. до н. э.
206
...великий царь... — Так греки называли царя персов.
И в несчастиях они выказали свое мужество. После гибели нашего флота в Геллеспонте [207] , вследствие ли малодушия его начальника или по замыслу богов, что было величайшим бедствием не только для нас, потерпевших это несчастие, но и для всех вообще эллинов, немного времени спустя обнаружилось, что могущество нашего города было благом для всей Эллады. Когда во главе ее стали другие [208] , то победили эллинов на море те, которые прежде не осмеливались вступать в Эгейское море: [209] они поплыли в Европу; [210] города эллинские попали в рабство: [211] в них утвердились тираны [212] — одни после нашего несчастия, другие после победы варваров [213] . Поэтому Эллада должна была тогда при этой могиле остричь себе волосы [214] и оплакать здесь лежащих, зная, что вместе с их мужеством погребается и свобода эллинов. Как несчастна осиротевшая Эллада, лишившаяся таких мужей, и как счастлив царь Азии, что во главе ее стали другие! Элладе, лишившейся их, грозит рабство, а у царя, когда гегемония перешла к другим, явилось желание подражать замыслам предков.
207
После гибели нашего флота в Геллеспонте... — Имеется в виду морское сражение при Эгоспотамах (405 г. до н. э.), в котором спартанцы полностью истребили афинский флот, что предопределило исход Пелопоннесской войны.
208
Когда во главе ее стали другие... — Речь идет о спартанцах.
209
...те, которые прежде не осмеливались вступать в Эгейское море... — Отсылка к условиям Каллиева мира, заключенного между греками и персами в 449 г. до н. э. Согласно этому договору, получившему свое название по имени афинянина, возглавлявшего посольство к персидскому царю Артаксерксу I, греческим городам в Малой Азии предоставлялась независимость, а персы обязывались не вести военных действий против греков и не вводить свой флот в Эгейское море и проливы. В свою очередь, грекам запрещалось вмешиваться в дела Восточного Средиземноморья и Египта, где в полном объеме восстанавливалась власть персидского царя.
210
...они поплыли в Европу... — Персы получили возможность аннулировать условия Каллиева мирного договора (см. примеч. 36) в 394 г. до н. э., когда началась Коринфская война между Пелопоннесским союзом и коалицией четырех союзных государств — Фив, Афин, Коринфа и Аргоса, который первоначально поддержала Персия. Афинский полководец Конон, командуя персидским флотом вместе с персом Фарнабазом, разгромил спартанский флот в сражении при городе Книде, после чего направился в Афины, чтобы восстановить разрушенные спартанцами в 404 г. до н. э. стены.
211
...города эллинские попали в рабство... — Поддержав сперва афинян, начавших Коринфскую войну, чтобы истребить гегемонию Спарты в Малой Азии, а также в центральной и северной Греции, персы затем испугались усиления могущества Афин и заняли сторону спартанцев. В результате союзникам пришлось заключить так называемый Анталкидов мир (387 г. до н. э.), согласно которому греческие города Малой Азии, а также остров Кипр были отданы во власть персов, а остальные греческие города и острова (кроме Лемноса, Имброса и Скироса, оставшихся за Афинами) получили самостоятельность.
212
...в них утвердились тираны... — После поражения Афин в Пелопоннесской войне, спартанцы получили гегемонию над Элладой и начали учреждать в греческих городах олигархическое правление, ставя в них свои гарнизоны во главе с так называемым гармостом (наместником).
213
...одни после нашего несчастия, другие после победы варваров. — Под несчастием афинян автор подразумевает их поражение в 404 г. до н. э., а под победой варваров — упомянутую в п. 59 наст, речи победу персов над спартанцами под командованием Конона (см. примеч. 37).
214
Поэтому Эллада должна была тогда при этой могиле остричь себе волосы... — См. примеч. 35 к «Монодии Смирне».
Однако я увлекся и стал оплакивать жребий всей Эллады, но все — и отдельный человек, и государство — должны помнить и о тех мужах, которые, избегая рабства, борясь за правду и восстав на защиту демократии, вступили со всеми во вражду и вернулись в Пирей [215] не по принуждению закона, а по зову природы. В новой борьбе они подражали древней доблести предков, чтобы ценою своей жизни сделать наш город общим достоянием и для остальных граждан. Смерть со свободой они предпочитали жизни в рабстве; стыдясь своих неудач столько же, сколько пылая гневом против врагов, они хотели лучше умереть в родной земле, чем жить, оставаясь на чужбине; их союзниками были клятвы и договоры, врагами, кроме прежних, — их собственные сограждане [216] . Однако они не побоялись огромного числа противников, но, подвергая свою жизнь опасности, воздвигли трофей в знак победы над врагами, и свидетелями их мужества служат могилы спартанцев, находящиеся близ этого памятника. Таким образом, они сделали наш город великим из малого, восстановили в нем согласие после раздоров, воздвигли разрушенные стены [217] . Те из них, которые вернулись на родину, показали, что их образ мыслей соответствует подвигам здесь лежащих: они обратились не к мести врагам, а к спасению отечества; не будучи в состоянии быть ниже других, но и не нуждаясь ни в каких преимуществах, они дали участие в своей свободе даже и тем, кто хотел быть в рабстве, а сами не желали делить с ними их рабство. Великими и славными подвигами своими они доказали, что прежние несчастия отечества происходили не от их малодушия и не от храбрости врагов: если, при взаимных раздорах и против воли бывших там пелопоннесцев и других врагов, они были в состоянии вернуться к себе на родину, то, очевидно, легко могли бы воевать с ними при единодушии граждан.
215
...вступили со всеми во вражду и вернулись в Пирей... — Имеются в виду афинские граждане, бежавшие из родного города при установлении там спартанцами олигархического режима с Тридцатью тиранами во главе. В 404 г. до н. э. эти афиняне вторглись в Аттику под начальством Фрасибула, завладели афинской гаванью Пиреем и после победы над сторонниками тирании восстановили в Афинах демократию.
216
...врагами, кроме прежних, — их собственные сограждане. — Речь идет о тех афинянах, которые поддерживали у себя установленную спартанцами тиранию.
217
...воздвигли разрушенные стены. — См. примеч. 37.
Этих мужей прославляет весь мир за их борьбу в Пирее; но надо воздать хвалу и чужестранцам [218] , здесь лежащим, которые пришли на помощь народу и, сражаясь за наше спасение, считали своим отечеством мужество и так окончили жизнь. За это наш город всенародно оплакал их и похоронил и определил им на вечные времена такие же почести, как и гражданам.
Погребаемые ныне помогли коринфянам, притесняемым их старыми друзьями, ставши их новыми союзниками [219] , — помогли потому, что они держались иных убеждений, чем спартанцы: последние завидовали их счастью, а наши жалели их при виде их угнетения, не помня прежней вражды, а высоко ценя новую дружбу. Они показали всему миру свое мужество. Чтобы возвеличить Элладу, они решились не только бороться за свое собственное спасение, но и умереть за свободу врагов: [220] именно они сражались с союзниками спартанцев за их освобождение. В случае победы они даровали бы им те же права; но так как с ними случилось несчастие, то они оставили пелопоннесцам крепкое рабство.
218
...но надо воздать хвалу и чужестранцам... — Имеются в виду фиванцы, при помощи которых Фрасибулу удалось свергнуть в Афинах власть Тридцати тиранов (см. примеч. 42).
219
Погребаемые ныне помогли коринфянам, притесняемым их старыми друзьями, ставши их новыми союзниками... — Подразумеваются обстоятельства Коринфской войны, имевшей следующую предысторию. Персидский царь Артаксеркс II, раздраженный тем, что греки помогали его брату Киру Младшему в попытке свергнуть его с престола, приказал своему сатрапу Тиссаферну снова поработить греческие приморские города в Малой Азии, которые во время восстания приняли сторону Кира. Узнав о намерении Артаксеркса, жители означенных городов обратились к спартанцам (395 г. до н. э.), которые послали им в помощь войско. Когда победа стала склоняться на сторону спартанцев, персам удалось посредством подкупа настроить против них некоторые греческие города. Беотийцы, коринфяне и аргосцы, завидуя возрастающему могуществу Спарты и будучи задеты ее высокомерием, легко поддались влиянию персидского золота и заключили между собою военный союз, к которому вскоре примкнули и Афины. Спартанский полководец Лисандр двинулся было в Беотию, чтобы мгновенным ударом отразить грозящую опасность, но проиграл сражение при Галиарте и сам погиб в этой битве (395 г. до н. э.). Царь Спарты Агесилай, сражавшийся в ту пору с персами в Малой Азии, принужден был прекратить военные действия и идти в Грецию. Он выиграл битву при Коронее (394 г. до н. э.), однако плоды этой победы уничтожило поражение спартанцев близ города Книда (см. примеч. 37). Лишившись гегемонии на море, спартанцы оставались уже в пределах Пелопоннеса, где под начальством Агесилая с переменным успехом боролись за обладание Коринфом и Коринфским перешейком в 394—387 гг. до н. э. (Коринфская война). Когда же афинский стратег Ификрат истребил спартанское войско, война приняла опасный для Спарты оборот. Тогда спартанцы послали в Персию Анталкида с целью снискать дружбу «великого царя» и поддержку своей гегемонии. В результате был заключен позорный для Греции Анталкидов мир (см. примеч. 38).
220
...но и умереть за свободу врагов... — Под врагами подразумеваются здесь пелопоннесские союзники Спарты в Коринфской войне (см. примеч. 46), которые в случае победы афинян также получили бы свободу от тирании, но вследствие их «несчастья» (т. е. смерти в бою) последних остались под владычеством Спарты.
При таком положении жизнь им кажется жалкой, а смерть желанной; а жребий наших и при жизни, и после смерти завиден: они воспитаны среди благ, добытых предками; достигши зрелого возраста, они сберегли их славу и показали свое мужество. Да, у них много славных заслуг перед отечеством; они исправили неудачи других; они удалили войну на большое расстояние от родной земли. Они окончили жизнь, как подобает окончить ее хорошим людям, — отечеству воздав за свое воспитание, а воспитателям оставив печаль. Поэтому живые должны томиться тоской по ним, оплакивать себя и сожалеть об участи их родных в течение остальной их жизни. В самом деле, какая радость им остается, когда они хоронят таких мужей, которые, ставя всё ниже доблести, себя лишили жизни, жен сделали вдовами, детей своих оставили сиротами, братьев, отцов, матерей покинули одинокими? При таком множестве несчастий я считаю детей их счастливыми, потому что они слишком еще малы, чтобы понимать, каких отцов лишились, а тех, от кого они родились, жалею, потому что они слишком стары, чтобы забыть о своем несчастии. Да, какое горе может быть сильнее, чем похоронить детей, которых ты родил и воспитал, и на старости лет остаться немощным, лишившись всяких надежд, без друзей, без средств, возбуждать жалость в тех, которые прежде считали тебя счастливым, желать смерти больше, чем жизни? Чем лучше они были, тем больше печаль у оставшихся. Как же им перестать печалиться? Может быть, при бедствиях отечества? Но тогда и остальные, конечно, вспомнят о погибших. Может быть, при счастливых обстоятельствах государства? Но для возбуждения печали достаточно мысли о том, что их дети погибли, а живые наслаждаются плодами их храбрости. Может быть, при личных своих опасностях, когда они увидят, что прежние их друзья бегут от их нужды, а враги надменно смотрят на их несчастия?
Мне кажется, мы могли бы лежащим здесь воздать благодарность только тем, если бы родителей их высоко ценили подобно им, детей их любили бы так, как будто сами были бы отцами их, а женам их были бы такими помощниками, какими были они при жизни. В самом деле, кто имеет больше прав на уважение, как не лежащие здесь? Кого из живых мы можем с большей справедливостью высоко ценить, как не их родных, которые от их мужества вкусили плодов наравне со всеми другими, а по смерти их, если сказать правду, одни несут бремя несчастия?