Надменный любовник
Шрифт:
Это был нелегкий труд. Она привыкла, что ей всегда помогает Флер — перешитое платье матери было скроено так, что без посторонней помощи его почти невозможно надеть или снять. Но она не собиралась просить Глэншила прикасаться к ней. Ее пальцы все еще дрожали от холода. Все закончилось тем, что она порвала наряд и громкий треск расползающейся ткани перекрыл даже топот лошадиных копыт.
Джессамин ждала, что он скажет что-нибудь, но в экипаже царила абсолютная тишина, и она утешила себя тем, что раз она не видит его, то и он не должен видеть
Она стянула с себя платье и отбросила его. Холодный ветерок покалывал ей руки и грудь, забираясь под белье, но она понимала, что жаловаться бесполезно. Она бросила платье на пол и наклонилась, чтобы освободиться от кринолина и нижних юбок. Это был утомительный процесс: узлы слишком затянулись, пальцы все время соскальзывали, и, несмотря на полную темноту в экипаже, она чувствовала, что представляет собой непристойное зрелище и, главное, что на нее смотрят. Когда Джесс сняла все, кроме нижнего белья и корсета, она задрожала еще сильнее. Ее руки так тряслись, что она не могла толком разобраться в беспорядочной куче одежды.
— Корсет тоже снимай, — долетел из темноты его бесстрастный голос.
Джессамин быстро прижала одежду к наполовину обнаженной груди.
— Нет!
— Ты не сможешь лезть на крышу в корсете так же, как и-в. юбках. Снимай!
Она закусила губу, пытаясь понять, сумеет ли он по шороху определить, что она подчиняется ему, и можно ли создать такое впечатление. Инстинкт подсказывал ей, что это будет пустая трата времени.
— Я не могу, — сердито сказала она.
— Почему?
— Тут слишком тугие узлы. С утра у меня не было времени застегнуть, и я попросила Флер помочь мне….
— Повернись.
— Не прикасайтесь ко мне!
Он пробормотал какое-то ругательство.
— Повернись, Джессамин. Я постараюсь не касаться ничего, кроме завязок твоего корсета.
— Я не хочу… .
— Неужели ты еще не поняла, что мне не важно, хочешь ты чего-нибудь или не хочешь? Мне нужно, чтобы ты сняла корсет и надела одежду, которую дал Никодемус, и советую тебе поторопиться. Чем дольше ты сидишь здесь в одном белье, тем у меня больше способов развлечься во время поездки. Повернись, — произнес он холодным как лед голосом.
Джессамин повернулась.
Его руки проворно скользили по ее корсету, кончики его пальцев действительно касались только ткани и китового уса, из которого был сделан корсет. Она чувствовала тепло его дыхания на обнаженном плече, и от этого тепла ее охватило какое-то странное томление. Внезапно он рванул с нее корсет. В это время экипаж тряхнуло, и Джессамин кинуло прямо к нему в объятия.
Она отчаянно рванулась из его рук и забилась в дальний угол экипажа. Глэншил сел в свой угол. Она все еще чувствовала его прикосновения на шее и груди, чувствовала, как горели те места, которых он касался.
Джессамин стянула с себя порванный корсет, бросила его на пол и принялась изучать свою новую одежду. Скоро самые худшие ее опасения подтвердились.
— Это же мужская одежда, —
— Конечно. Это моя одежда. Но помнится, в последний раз, когда мы с тобой виделись, ты надела мою одежду гораздо более охотно. Кстати, мне хотелось бы получить назад рубашку, которую ты стащила в тот вечер, когда сбежала из моей кровати.
— Не говорите так, — запротестовала Джессамин.
— Тебе не нравится, когда тебя называют воровкой? К утру ты будешь заслуживать гораздо худших слов.
— Я не сбежала из вашей кровати! Вы говорите так, словно мы любовники.
Он ничего не ответил, но даже в кромешной тьме Джессамин мысленно представила себе его лицо, полное удовлетворения. Она нырнула в сорочку и начала застегивать пуговицы. Когда девушка принялась надевать панталоны, ей уже не было холодно.
Она не должна, не может носить такую одежДУ…
— Ты уже закончила? — спросил он. Джессамин натягивала панталоны. В это время ее качнуло в другой угол экипажа, и она одновременно пыталась устоять на ногах и застегнуть панталоны. Нижняя сорочка была слишком длинной, и ей пришлось заправить ее вовнутрь.
— Они велики мне, — сердито пробормотала Джессамин. — Они с меня сваливаются.
— Ничего не поделаешь, — ответил Глэншил. «От него нечего ждать сочувствия», — подумала Джесс. Она не смогла удержаться и показала ему язык в темноте. Потом откинулась на подушки в своем новом странном облачении, скрестила руки на груди и в ожидании уставилась в дальний угол, где находился Глэншил.
«Никодемус прав, я действительно сошел с ума», — лениво подумал Алистэйр, вытягивая ноги. Столько раз за этот вечер он мог еще передумать и изменить ход событий. Когда он в первый раз почувствовал, что кто-то осмелился преследовать его. Когда он залег в засаде в ожидании и понял, что человек, который едет за ним, не полицейский.
И даже когда он сбил ее с ног и ощутил тепло ее тела, у него все еще был выбор. Он мог схватить ее за горло, чтобы она потеряла сознание еще до того, как успеет понять, кто это. Когда он повалил ее, она не знала, кто это, и даже если и подозревала, кого преследует, у нее не было никаких доказательств.
Но он касался ее, чувствовал ее, вдыхал ее запах. Его неистовая, неукротимая натура победила. Его решение было неожиданным и мгновенным. Он никогда не был осторожен, а сейчас был готов рискнуть всем.
Ни на минуту Алистэйр не пожалел об этом. Ему, как он полагал, очень хотелось скомпрометировать мисс Джессамин Мэйтланд. Он возьмет ее на ночную кражу на крыши Лондона, и потом никто не поверит ей, когда она попытается обвинить его и доказать свою невиновность.
А затем он уложит ее в постель. Он не сомневался, что сможет развеять все ее сомнения. Он знал, к чему она стремится, в чем нуждается и чего желает, гораздо лучше, чем она сама. Он знал, что ей на самом деле нужно, и если бы она об этом узнала, то испугалась бы до смерти.