Надменный любовник
Шрифт:
Непрошеные воспоминания о Глэншиле обрушились на нее. О его холодных глазах и сильных руках. Она попыталась ответить что-нибудь, но потом поняла, что не стоит. Флер уже спала, и никакие великие проблемы ее не волновали.
Джессамин не могла уснуть. Она лежала с открытыми глазами и думала о том, что произошло этой ночью.
Ей вовсе не обязательно надо было держать перед собой карты, чтобы заглянуть в себя. На самом деле сейчас она была слишком усталой, чтобы попытаться это сделать, но даже в этом измученном состоянии карты мелькали у нее перед глазами, как она ни пыталась прогнать это видение.
Марилла
Она сделала свой выбор много лет назад, и ей придется довольствоваться тем, что она будет рядом С детьми Флер. Она будет лучшей сестрой, лучшей теткой, которую только можно себе представить. Да, она познает мир, который недоступен простым людям. Но ей будет отказано в том, что так естественно для всех остальных.
В то время она была слишком молода, чтобы Принимать подобные жизненно важные решения. Слишком наивна. Слишком талантлива и недостаточно умна, чтобы отказаться, когда Марилла предложила ей выбрать. Ей было тогда чуть больше одиннадцати.
Кто мог подумать, что тихая гувернантка из Беркшира окажется более одаренной, чем дикие цыгане? Что темные силы живут в одной колдовской колоде карт, которые знают слишком много?
Сейчас было уже поздно. Карты Мариллы перешли к ней, и талант Мариллы тоже теперь был ее талантом. Она могла, глядя в карты, видеть прошлое, настоящее и будущее. Она видела вещи, которые неизменно вызывали у нее ужас, — смерть и несчастья. И хотя она видела и радость, иногда ей хотелось бросить порядком потертые, обернутые в бархат карты в огонь.
Но они все равно преследовали бы ее. Они никогда не оставляли ее в покое. Она закрыла глаза в ожидании сна, но карты мелькали перед ее глазами, переворачиваясь. И лицо на каждой карте напоминало Глэншила.
Она не хотела даже сделать попытку понять, почему этот человек лишил ее сна. Это был слишком опасный вопрос, чтобы искать на него ответ. Она еще плотнее закрыла глаза, пытаясь заставить себя думать о дерзком воре и о картах, которые подсказали ей, что он был в доме леди Пламворфи.
Но перед глазами у нее был только Глэншил.
Глава 3
Роберт Бреннан был полицейским. Один из помощников Джона Филдинга, больше известный как полицейский с Боу-стрит, он был необычайно надежным, благородным и сострадательным человеком, несмотря на свой упрямый нрав. Сам сэр Джон ценил его как одного из своих лучших людей, да и большинство полицейских, работавших с ним, считали его отличным парнем.
Кроме Джоссайи Клэгга. Если Бреннана Филдинг считал своей правой рукой, то Клэгг был его левой рукой. Успехи Клэгга в поимке грабителей и карманных жуликов превзошли даже Бреннана, а тот немало зарабатывал на выслеживании воров. Если кто-нибудь и сомневался в удачливости и рвении Клэгга или в количестве грабителей, погибших при попытке сбежать от него, они оставляли свои сомнения при себе. При любой ситуации вору грозила виселица, и если Клэгг расправлялся с ним быстрее, никто от этого не терял.
Роберт Бреннан тоже управлялся с делами так быстро, как только мог, но их дороги
Сейчас у него было особенно важное задание. Он должен был вершить правосудие над Котом. Этот дерзкий вор, который проникал в самые знатные дома и до сих пор разгуливал на свободе с чужими драгоценностями, уже не просто раздражал Бреннана — полицейский был по-настоящему одержим идеей выследить его. Ни у кого не было ни малейшего представления о том, кем являлся этот преступник, и ни одна из его великосветских жертв не хотела помочь человеку из низших слоев общества восстановить справедливость.
«Глупые, идиотские, бесполезные упреки, — думал Бреннан с большим раздражением, чем обычно допускал при своем флегматичном характере. — Они скорее позволят кому-нибудь из своих ограбить себя средь бела дня, чем будут помогать полиции».
Представители высшего света не вызывали у Бреннана симпатий. Он вырос в долинах Йоркшира, и сильный акцент выдавал его йоркское происхождение так же, как и высокий рост, лохматая шевелюра и большие натруженные руки. Он не был не только дворянином, но даже буржуа и вовсе не стремился к этому. Он родился, чтобы сделать мир безопаснее для всех невинных, и был очень доволен собой, когда ему удавалось хоть чуть-чуть повлиять на события.
Но это происходило редко. Бреннану было тридцать, и он уже восемь лет занимался поимкой воров. Иногда он начинал мечтать о мирной и честной работе от зари до зари на ферме у родителей, недалеко от залива Робина Гуда. Он смертельно устал от сутенеров, убивавших своих двенадцатилетних девочек, утомился от четырнадцатилетних .подмастерьев, убегающих от своих мастеров с несколькими слитками серебра в кармане, и измучился до глубины души, понимая, что не может спасти двенадцатилетних, а его усилия по спасению четырнадцатилетних иной раз приводили их на виселицу.
Кот был другое дело. Бреннан не сомневался, что он был джентльмен, рожденный для богатства и привилегий. Другого склада человек вряд ли мог бы всякий раз выходить сухим из воды после таких скандальных преступлений, быть незаметным среди аристократов. Полицейского отнюдь не восхищала дерзость Кота, напротив, он твердо намеревался отдать его под суд.
За таких преступников, конечно же, хорошо платили. Бреннан мог взять эту долю и вместе с остальными деньгами, сэкономленными им за все эти годы, покинуть чертов город, в который он приехал, полный надежд и амбиций. Он уедет обратно в Йоркшир, наверное, на ферму к родителям, или же купит себе участок и рано или поздно смоет зловоние и ужас города со своей души.
Конечно, он был не единственный полицейский в Лондоне, который хотел задержать Кота. У каждого полицейского с Боу-стрит была такая цель, включая и Джоссайю Клэгга. И Роберт Бреннан знал, что, если бы он был порядочным человеком, каким воспитали его родители, он бы просто порадовался, когда негодяй был бы пойман, независимо от того, кто это сделал.
Но Роберт Бреннан был далеко не порядочным и хорошо это знал. Ему, как и любому другому человеку, были присущи похоть, зависть и уныние. Он просто усерднее боролся с этими человеческими грехами.