Надоевшая
Шрифт:
— А, извини. Ты такая же мразь, как они. Не признал. Больше не побеспокою.
И ушел. А я осталась стоять, растерянная и полная отвращения к самой себе. Кому я поверила, так отнесшись к Денису? Человеку, который меня использовал? Господи, зачем, зачем я… Ох… Мне ничего не оставалось, кроме как пойти домой.
Брела я медленно, нехотя, а по щекам снова текли слезы. На сей раз — слезы отвращения. Когда я успела стать истеричкой с настолько омерзительным характером, когда?! Казалось, от меня шарахаются прохожие и уличные собаки. Было противно и до безумия тоскливо. И жаль
Дома меня встретила пугающая тишина. Матери не было, но это и не удивительно. Только обычно меня встречал возмущенный писк, который было слышно даже на пороге квартиры. А сейчас было тихо. Как в морге, или на кладбище. Испугавшись, что с Сириусом что-то случилось, я не раздеваясь влетела в комнату. В клетке меня ждал «приятный» сюрприз. С Сириусом действительно что-то случилось. Крыс был мертв. Причем, не просто мертв, а разрезан пополам. Задняя часть животного валялась в его опилках, а мордочка — в поилке. Вся клетка была измазана в крови, а рядом с ней валялась очередная записка, в завитушках которой угадывался знакомый почерк.
Меня затрясло, а к горлу подкатила тошнота, и я выбежала из комнаты по направлению ванной. Из глаз потоками лились слезы, к тому же меня неудержимо тошнило. Когда я выблевала все, что могла, я подняла голову и в зеркале над раковиной увидела свое смертельно бледное отражение. Меня трясло от ужаса и горя, было холодно, хотя в доме было, наверное, плюс двадцать пять. В комнату, где все это произошло, заходить отчаянно не хотелось.
Только вот я должна была это сделать. Во-первых, я обязана знать, за что мне все это, а во-вторых… Сириуса нужно похоронить. Необходимо. Нельзя его так оставить, он этого не заслужил.
Глава 7. Похороны крысы
Кое-как собравшись с духом, я снова вошла в комнату. Прошло, наверное, минут сорок после моего прихода домой и часа полтора после того, как бедное животное убили, чтобы проучить меня. В комнате пока пахло только кровью, а я даже не стала раздеваться из-за шока. Лишь скинула куртку и оставила в прихожей. Кое-как взяв себя в руки, я отыскала среди бесполезного хлама, хранимого матерью, коробку из-под обуви. В нее бережно, так, словно растерзанный на части Сириус еще может что-то чувствовать, положила все найденные в клетке останки моего единственного настоящего друга. Глаза снова залили слезы. Наверное, если бы я не обошлась накануне с Денисом так отвратительно, то я позвонила бы ему.
Теперь же я была лишена такой возможности, и была совершенно, абсолютно, опустошительно одна. Нет, я знала что домашние крысы долго не живут. Только никак не могла предсказать, что бедный зверь умрет так быстро, так омерзительно и жестоко. И из-за меня. Я оттирала его клетку, и плакала. Еще сегодня утром он доверчиво бегал по моей постели… А теперь — все. Был — и уже
Меня даже разобрал истерический смех. Да, конечно же не приходилось! Разве много у меня было знакомых, способных просто из прихоти отобрать у человека все? Всего двое, если, конечно, не окажется, что я чего-то не знаю. Надеюсь, что не окажется. Еще немного, и я окончательно сломаюсь, провалившись в пучину отчаяния. Нет, ну сколько может выдержать одна одинокая по сути малолетка? Сначала этот «спор» и последующие пытки, потом вся эта канитель с Денисом, а теперь еще и жестокое убийство любимой крысы. Еще одно столь же глобальное происшествие, и все. Мне просто не хватит душевных сил выдержать все это.
Слезы никак не желали перестать течь по щекам, и я раздраженно смахивала их испачканными в крови, корме и опилках руками. Впрочем, пока я отмывала клетку, я немного успокоилась. Хотя, казалось бы, зачем я это делаю? Разве нужна она мне без своего обитателя? Разве я смогу взять другого питомца после того, что случилось? Не знаю. Но выкидывать клетку, равно как и оставлять ее в таком виде, отчаянно не хотелось. Мне казалось, что это правильно. Привести все здесь в первозданный вид и только после этого уйти хоронить останки моего бедного домашнего любимца.
Я так и сделала. Затем позвонила Свете и объяснила, что обнаружила по приходу домой, и что я слишком шокирована, чтобы выйти сегодня на смену. Света сначала не поверила. После отосланной ей фотографии перезвонила сама и потребовала подождать ее. Мол, негоже любимца одной хоронить, в таком состоянии я слишком невменяема, чтобы оставаться в одиночестве. На мои вялые возражения, что она не может оставить кафе без менеджера, она только отмахнулась. Мол, у нас начальство не звери, поймут и отпустят. А если и не поймут — ну и черт с ними.
Странно так. Посторонняя девушка, мой начальник, решила все бросить и прийти меня поддержать. Хоть что-то хорошее в этом бесконечном кошмаре. Хотя, разумеется, я предпочла бы просто повернуть время вспять. Чтобы Сириус был жив, Спайк был моим другом, а самыми моими большими проблемами были его залитая водой квартира и то, что меня поят, когда я этого не хочу. В том мире было куда как приятнее жить. Даже несмотря на то, что теперь я знаю, что посторонние люди вполне могут оказаться куда как лучше, чем, якобы, «близкие».
Пока я дожидалась Свету, ноги сами собой понесли меня к той самой записке, которую я так и не решилась взять в руки, обнаружив смерть Сириуса. Мне не слишком хотелось точно узнавать, что там. Я догадывалась. Там обязательно будет упомянута моя встреча в парке, окончившаяся так глупо и некрасиво. А значит, в смерти крысы я виновата не меньше, чем тот, кто это сделал. Отчаянно всхлипнув, я усилием воли заставила себя подобрать клочок клетчатой тетради. С каких пор, интересно, Спайк выдирает листы из тетрадей? А, впрочем, не важно. Почерк-то его.