Надпись на сердце
Шрифт:
Десять месяцев назад уехал мастер в Одессу — плохо стало со зрением, грозила слепота. Врачи спасли старику глаза, но почти год продержали его сначала в больнице, а потом в санатории в Крыму.
И вот сейчас, возвращаясь в родные края, старик радовался, как ребенок, каждой природной приметности, перед каждой сопкой срывал с головы кепку и кричал:
— Здравствуй, матушка! Привет тебе от родственников с Черного моря! Тетя Медведь-гора поклон прислала!
Он сам смеялся своим шуткам, и его мохнатые седые
В кабине мы сидели втроем: шофер, я и старик.
Шофер, молодой красивый парень, виртуозно вел грузовик. Только почтение к его мастерству и заставляло старика сдерживаться: вот уже сто пятьдесят километров он и шофер находились на пороге крупной ссоры.
Началось с того, что шофер сказал:
— Вы сколько, батя, не были на Чайском тракте? Десять месяцев? Считайте, что вы на нем никогда не были. Сейчас, батя, такие времена пошли — один год пятидесяти равен. Знание местности, батя, не только от возраста жителя зависит.
Тон молодого водителя был так снисходительно-обиден, что старик, как говорится у шоферов, «завелся с пол-оборота».
— Это кому ты произносишь такие бессовестные слова? — запетушился он. — Да я, может, этот тракт самолично трактом сделал! Да я...
— Грузитесь, батя, — раскрывая дверцу кабины, пригласил шофер, — по дороге доругаемся!
Старик демонстративно сел подальше от водителя. Мне пришлось примоститься посредине.
В пути спор принял утонченно-вежливые формы.
— Эх, водички бы испить холодной, — мечтательно сказал шофер.
— Сейчас Гульбинская сопка будет, — как бы между прочим сообщил мастер. — А от нее, метров двадцать, родничок бьет из-под камня. Вода — что шампанское.
— Нет там родничка, — бездумно, из духа противоречия возразил шофер. — Сопка, верно, есть, а родничка нет. Иссяк еще до революции.
— Придется останавливаться, — вмешался я, беря на себя роль судьи. — Проверим, кто прав.
Старожил выиграл — точно на предсказанном месте исправно журчал родничок.
— Один ноль, — подытожил я. — Едем дальше.
Теперь уже шофер высказывался осторожнее, с оглядкой.
— А сейчас справа нора пяти сусликов, — говорил старик, шевеля бровями-усами. — Там, в этой норе, древние монеты найдены были... И новая трешница. Где ее суслики взяли — загадка природы.
Шофер не реагировал.
Так продолжалось километров шестьдесят. Но когда повеселевший старик заявил, что нужно ехать осторожно, потому что будет трудный брод, то шофер нарочно погнал машину на полной скорости. Старожил заволновался. Я-то знал, что водитель наверняка сравняет счет: вот уже два месяца как в строй вступил мощный красавец мост, на котором можно в четыре ряда ехать, да и то еще место останется.
— Один — один, — объявил я.
Километров через двадцать старожил снова покачал бровями и, хитро покосившись на водителя, предсказал сторожку, в которой живет очень красивая девушка.
— Нет там никакой девушки, батя, — уверенно заявил водитель. Он сказал это так убежденно, будто вчера только женился на ней и перевез ее в город.
— Есть девица-красавица, есть, — засмеялся старожил.
Остановились. Дорожный сторож оказался родичем нашего старика, и они долго лобзались, хлопая друг друга по плечам. Затем вышла из горницы дочь сторожа, очень красивая девушка, о приезде которой в гости, как выяснилось, сторож писал мастеру в Крым.
— Вот так ездишь-ездишь, — лукаво подняв бровь, сказал старик шоферу, — счастья своего и не примечаешь... А оно, может, рядом, на пути твоем находится.
— Два — один, — объявил я, и мы помчались дальше.
— Сопочка по имени Безымянная будет сейчас за поворотом, — предсказал старожил. — Акурат за ней речка.
Машина лихо выписала поворот, и шофер нарочно притормозил, чтобы насладиться эффектом.
Сопки по имени Безымянная не было на месте!
Дорожный мастер покрутил бровями, оглянулся по сторонам и обомлел: сопка высилась на том берегу реки.
— Считайте, — сказал шофер голосом боксера, который нокаутировал своего противника.
— Два — два, — констатировал я и объяснил старику: сопку только на днях перенесли с помощью направленного взрыва на тот берег, чтобы выпрямить тракт и ликвидировать десятикилометровый объезд.
— Сто тонн взрывчатки, — уважительно уточнил шофер, — как один грамм. Точная работа. Вместо сопки гладь, хоть паркет настилай. Исправление пейзажей и ландшафтов! И в других местах тоже рвать собираются. Вот специальность! Завидую!
Километров через двадцать старик пришел в себя, кепочкой отер вспотевший лоб и нанес сильный удар:
— Вот вы известь за сто верст возите, а здесь, в расщелине, этого полезного ископаемого миллион тонн.
— Нет там, батя, миллиона, — усмехнулся водитель.
— Может, миллиона и нет, — согласился старик, — а на всю Европу хватит и Азии еще останется.
— Конечно, — снова хохотнул водитель, — все, как слепые, вокруг ходят, а тут — здрасте! — известь на весь мир! Скажешь тоже, батя, половину негодного!
— Тормози! — закричал старик, воинственно закручивая кончики бровей. — Стопорь машину! Докажу, кто правый, а кто виноватый. Это я лично тут известь открыл. В Академию наук писал. Комиссия приезжала. Мне премию дали. А работать до сих пор не начали. Позор и стыд со срамом! Природное ископаемое само в руки дается, а к нему с волокитой относятся!
Минут десять мастер водил нас вдоль расщелины, показывая известковые осыпи, демонстрировал аккуратно хранимые в бумажнике справки и выписки, заверенные Академией наук.