Шрифт:
Когда в Раю наступает осень, ангелы начинают безбожно линять.
Белоснежные перья хрустят под ногами, застревают в волосах, даже каким-то чудом просачиваются в капюшон. Они устилают землю ковром в перемешку с опавшими листьями. Да, в общем, не только землю, но и все роля Сефирота. Святые относятся к этому, как святые. С праведническим смотрением. Убирай, не убирай, всё бестолку.
Ангелы на собрание слетаются все мокрые, долго отряхиваются, оставляя на мраморном полу
Ангелы не болеют, но от громогласного чиха архистратига Михаила у Жана открывается нервный тик.
Мелисса снимает доспехи, и до зимы оставляет их в оружейной, чтоб не ржавели от сырости.
В Рай приходит осень.
Ничего такого не случается.
***
Ночи висят тёмные и настолько дождливые, что без крайней необходимости никто даже за порог не выходит. У святой великомученицы, самая крайняя необходимость.
Маргарита – подолом прямо по мокрым ступенькам. Сидит на стылом ледяном мраморе и курит дерьмовые сигареты, самые дешёвые из всех, что были. И запах от них отвратительный, удушающий, резко контрастирующий с запахом ночного дождя и накидывающий тоску петлёй на шею.
Марго делает глубокую затяжку и случайно обжигает пальцы сигаретным пеплом.
По сути, Антиохийская единственная, кто все это случайно видит, и смеётся она громко и неприлично, запрокидывая голову назад, потому что, ну, ей совсем не жалко.
А ещё потому что со стороны это очень похоже на падающую звезду, и наверняка нашлась такая пара идиотов, которые даже умудрились загадать желание.
***
Когда осень приходит в Ад, Ахеронт выходит из берегов и доставляет массу проблем тем, что почти до крыши заливает своей чёрной водой прибрежные постройки.
Багряные адские закаты лижут лениво эту воду, расплываясь, рассеиваясь рябью по бесконечной глади. И тишь стоит нечеловеческая.
Вельзевул заваривает чай с корицей в красивом чайнике из матового фарфора.
На вопрос, куда делся Белиар, Нечистый небрежно машет рукой, мол, мне не докладывается, наверняка снова блядовать убежал весело и вприсядку.
На собрании высшие армейские чины мрачно обсуждают потери легионов.
А уже потом, в спальне, Сиера долго сидит у Князя в ногах и болтает о всякой ерунде, пока он гладит её по макушке тёплой ладонью.
Когда яркая вспышка расчерчивает небо на две половинки, один бесёнок легонько толкает в бок второго, мол посмотри.
Посмотри.
***
Словно рисуя прямую линию по линейке, летит вниз дрожащая искорка.
Со стороны это очень похоже на падающую звезду. Но на самом деле это падающий ангел.
***
– Вот, его зовут Малах. Подобрала у южных врат.
Лилит вталкивает ангела во врачебный кабинет почти взашей, без особых церемоний, и не объясняет больше ничего. Да здесь и не нужны объяснения. Всё прекрасно видно ещё по глазам, а потрёпанный видок картину только дополняет.
– Собираетесь меня пытать? – он немного набирается смелости и начинает стрелять глазами, только после того, как исчезает стальная хватка с его ворота.
– Вот морока-то на мою голову, – Лилит падает в кресло и картинно закатывает глаза. – Доставай вилы, Вельзевул, будем ширять этого недоноска! Эй, парень, ты что-то важное знаешь? Если знаешь, то сразу колись, а то кишки выпущу.
Она вообще не планировала возвращаться в Пандемониум в ближайшее время. Если б не обстоятельства. Если б не этот вот.
– Тише, итак парню нелегко. Тем более, теперь это морока на мою голову. Я тебе помогу, – у адского лекаря успокаивающий голос и резких движений он старается не делать, но когда поднимает руку, ангел всё равно шугается.
И этого «я тебе помогу» он не понимает совсем, как будто оно на другом языке.
Вельзевул и Лилит переглядываются неловко и незаметно, и этого взгляда им хватает, чтобы друг друга понять.
Оглох от боли.
Ещё не пришёл в себя.
Подбирать ангелочков дело неблагодарное. Это как с бездомными животными, только хуже. Не всегда демоны могут им простить, особенно, если есть, что прощать.
– Отчего скинули-то? – Лилит спрашивает так, будто это обычное дело, и не так уж редко бывает.
Ангел что-то бурчит в ответ вроде «не твоё дело» или типа того, он и ругаться-то пока ещё толком не умеет. Научиться – будет костерить всех на чем свет стоит. Со всеми так бывает поначалу. И неважно, гладишь ты их или таскаешь за шиворот.
Лилит пожимает худыми плечами.
Не то чтобы с миром что-то особенное случилось. Мир остался прежним. Малах изменился безвозвратно.