Наедине с Миром
Шрифт:
…Я хочу напомнить высказывание, заповедь моего учителя, о которой я говорил в течение многих лет. Учитель мне сказал: "Ты можешь забыть все в какой-либо ситуации, но даже в самой смертельной ситуации ты не имеешь права забывать "зачем?" С годами мне все более открывался глубокий смысл этого высказывания. Потому что если ты теряешь смысл, тебе не помогут никакие "как?", никакие методики, технологии – ничего.
Это "зачем?" как бы прорастает в человеке. Так мне кажется. " Зачем?" прорастает. Вначале для самого себя оно выглядит так, потом иначе… В результате остается один гвоздь: что я должен знать всегда, в любой момент, каждую секунду своего бодрствования, сна, болезни, смертельной опасности и т.п. В голове может ничего не быть, но должно быть "зачем?".
Трансформация этого "зачем?",
Когда я закончил свои дела, то, действительно, могу подумать и решить: заняться мне не своими делами или не заняться. Но это уже другая жизнь. О ней можно говорить сколько угодно – это бессмысленно, потому что вы будете фантазировать по совершенно другой логике, на основе совсем другого материала, и ваша фантазия будет вас только уводить в сторону.
Вы уже прикасались к этой пустоте, к этому дому. И если сумеете это прикосновение сделать своим "зачем?", тем, которое никогда не исчезает, то рано или поздно дойдете до дома. Если потеряете, то перестанете двигаться до тех пор, пока вновь не найдете. Ваше положение несколько лучше. Почему? Вы с самого начала имеете возможность это видеть, ведь все происходило в непосредственной близости, рядом. Вы со мной все знакомы и видите, что ничего такого сверхъестественного при этом не происходит. Как до просветления я читал лекции, проводил занятия, так и после него. Ничего не изменилось для вас, а для меня изменилось все.
Проблема колоссальная – как перекинуть мостик не с помощью методических ходов, как попытаться показать вам этот дом? Я с самого начала говорил о своей заинтересованности попытаться в таких, совершенно неподходящих условиях, эту "штуковину" реализовать. А почему мне хочется заниматься вашими делами? Мне кажется, то есть я так воспринимаю, что моя любовь к Школе и моя благодарность за то, что я в жизни получил все, о чем мечтал, поможет пробиться сквозь инструментальность тому, чья сущность томится по этому дому. Я попытался себе построить композицию, чтобы не заниматься Школой, но не смог… Наверное, потому, что моим исходным импульсом, самым первым импульсом, который меня двинул на поиск, было очень сильное переживание несоответствия человека, его возможностей и той жизни, в которой он вынужден жить. Это очень давнее, детское и очень глубокое переживание, которое меня не раз выводило из трудной ситуации на путь.
Я начал с поиска царства Любви, Радости, Праздника, с царства сидх, если говорить древним языком, а когда нашел его, было уже поздно в нем оставаться, тогда я уже знал, где дом. Тут мне тоже повезло – я в этом царстве не застрял. Там многие застревают, потому что это прекрасно, действительно прекрасно… но это еще не дом, это просто доведенная до предельного совершества жизнь, но со всеми теми механизмами, о которых мы говорили. Прекрасная жизнь, но не тотальная, не дома, не конец своих дел. Ведь если человек приходит домой, это не значит, что он все бросает. Есть и другие обязанности, и долг – все, из чего состоит человек. Просто он сам уже не тот.
Не правда ли – сложно, а может, наоборот, очень просто. Это не значит, что я не люблю Игоря Николаевича, я его оченю люблю… Мы с ним совсем неплохо пожили и еще поживем… Это просто другое. Я в себе и во всех. Можно придумывать массу замечательных образов, но я не хочу этого делать. Хочу, чтобы вы, по возможности, в этих наших контактах оказались лицом к лицу с предельной для меня обнаженностью всего этого материала.
У меня нет цели вас увлекать. Я не занимаюсь больше этим. Это не входит в мои профессиональные и другие обязанности, есть уже другие люди, которым пришло время этим заниматься. Я хочу, чтобы вы все время могли смотреть в зеркало минимального искажения того, куда вы стремитесь, чего вы пожелали. Тут надо разобраться, добрались ли вы до царства сидх, до этой прекрасной жизни. Не очень заметно… Значит, вам еще до этого надо добраться, а оттуда перебраться в пустоту, в полную пустоту. Но ведь совсем не обязательно дойти до конца, тут нет такого: дошел – победил, не дошел – проиграл. Если есть желание, то дойдете обязательно, не в этот раз, так в следующий… Но, напрягая усилия, мобилизуя все, что мы имеем, следует помнить: смысл Школы, единственный смысл – оказаться в пустоте. Потому что пустота – это и есть дом Мира и человека, общий дом.
Беседа шестая
Любопытная вещь: именно вчера случайно нашлась книжечка, которую давно, еще в 1976 году, мне подарили. А в ней вырезка из старинной книги, дореволюционной, цитата известного писателя, русского философа Мережковского. Вот я этой цитатой и хочу начать: "До сих пор одни много знали, но слишком мало любили, другие много любили и слишком мало знали; но только тот, кто будет много знать и любить, может сделать для человечества что-нибудь истинно прекрасное и великое".
Как видите, случай материального подтверждения правильного направления. Это действительно, формально говоря, случай. Случайно нашлась книжечка, а в ней случайно оказалась бумажка.
Тема, которую мы хотим попробовать обдумать в этот раз, много сложнее предыдущей. Мы выросли в такой культуре и в такой цивилизации, которая дает какие-то актуальные, потенциальные, психологические механизмы для усилий, направленных в сторону знания, в сторону беспощадного знания, в сторону истины. Но мы практически вообще не имеем механизмов, с помощью которых смогли бы делать усилия для постижения Любви. Этот дефект нашей культуры и нашей цивилизации. Хотя, казалось бы, христианская традиция содержит в себе элементы того необходимого, из чего у человека формируется способность любить. Но между христианством как духовным импульсом и церковью как религиозным государством, религиозной организацией, существует колоссальная разница. И поэтому даже люди искренне верующие, в духе веры воспитывающие своих детей, не имеют возможности в большинстве случаев сформировать необходимые свойства психики, ибо психика, как мы не раз уже говорили, система принципиально открытая. Она формируется на взаимодействии генетических предпосылок организма и всех взаимодействий среды, в которой данный организм развивается. Достаточно взять известные в мировой классике произведения поэзии, живописи, музыки, посвященные теме любви, чтобы мы оказались в совершенно глупом положении. Не понятно – что это? О чем там написано?
Что там изображено? Что там звучит? Какое отношение имеет к обычной жизни обычного человека? И в силу развитых психологических механизмов защиты мы делаем вывод, что это просто фантазии, некие идеально-художественно-эстетические условности. Но даже для того, чтобы фантазировать об этом, идеализировать это, тоже необходимо иметь, чем это делать.
Попробуем поразмыслить, как это произошло. Откуда началось? Мы прекрасно знаем, что для развития тонкой, дифференцированной психики, в том числе и ее эмоционально-чувственной сферы, необходимо иметь достаточное количество времени, свободного от удовлетворения насущных потребностей. Кто располагал таким временем на протяжении всей истории нашей цивилизации? Люди так называемых свободных профессий или достаточно богатые представители различных сословий (в основном, аристократы). Они могли заниматься развитием таких способностей. Мы прекрасно знаем, что все искусство, накопленное человечеством, – или аристократическое, или выполненное по заказу тех же аристократов, церкви, государства. В любом случае оно создавалось на деньги богатых людей.
Мы с вами смутно представляем, но все-таки представляем, что, скажем, Микельанджело для того, чтобы стать тем, кем он стал, при всей его природной одаренности нужно было жить на содержании у того, кто мог себе это позволить (получать за его счет образование, есть, пить, читать книги и т.д.). Если политические вожди становились вождями, родившись не в среде власть имущих (вожди крестьянских восстаний тому пример), то художник таким путем стать художником не мог. И только в конце XVIII и в XIX веке, с появлением общедоступных музеев, возникла категория художников-разночинцев. И образование они получили уже государственное.