Наемник. Пламя надежды
Шрифт:
Первые шесть месяцев после пробуждения походили на кошмарный сон, полуосознанное существование в ином измерении. Большую часть времени Дымов находился под воздействием вводимых ему препаратов, и этот отрезок, наполненный жуткими воспоминаниями, насильно вырванными из глубин памяти, ради испытаний создаваемого на Стелларе мыслесканера, оставил глубокий шрам в его рассудке.
Моральная травма заживала долго. Полтора года, проведенные на орбитальном заводе в системе Элио, почти не запомнились Глебу. Дни, похожие один на другой, утомительный труд, порой доводящий до тихого бешенства, не прибавили к его характеру и мироощущению ничего хорошего.
Он не понимал, зачем нужны операторы, управляющие
Только освободившись, он постепенно и болезненно начал постигать основы новой послевоенной реальности. По сути, Глеб оказался в совершенно чуждой обстановке, где существовало незнакомое ему понятие: «мирная жизнь».
Месяц он провел в Раворграде, пока, в соответствии с законами Элио, ему оформляли гражданство планеты.
Оказавшись на свободе, он как будто очнулся. Казалось, что бой на Роуге происходил вчера, двенадцать лет объективного времени, минувшие после капитуляции Альянса, выпали из субъективного восприятия Глеба. Дымов ничего не мог поделать с собой, он жил критериями войны, обстановка боевых будней, въевшаяся в разум, никак не совмещалась с новой реальностью, он не принадлежал этому времени, не воспринимал его законов, традиций, условностей, ему было душно, хотелось вырваться, но куда?
Нет ничего удивительного в его тоске по Нике.
Искусственный интеллект серв-машины был и оставался его единственным другом, нематериальным воплощением грез, существом настолько близким по духу, что жизнь без мысленного контакта с «Одиночкой» теряла смысл, вновь превращалась в серый ручеек будней.
Миром, в котором очутился Глеб, правил страх перед машинами. Люди, пережившие войну, особенно старшее поколение, боялись смотреть в ночные звездные небеса. Они трудились тяжело и самозабвенно, как будто мифические демоны похитили их души, оставив внутри лишь инстинктивный страх да тяжкие, похожие на пепел воспоминания.
Иногда Глеб, выходя поздним вечером или ночью на набережную залива Эйкон, смотрел на пламенеющие во тьме Раворы, пытался постичь суть термина «природа», но ничего не получалось. Разум, сформированный в условиях техносферы, а затем долгое время находившийся в прямом нейросенсорном контакте с кибернетическими системами, упорно не желал воспринимать красоту природного явления, – стоило лишь на миг ослабить самоконтроль, как вид могучих деревьев, вздымающихся из маслянистых вод залива, распадался на составляющие: вместо необычайно красивой ауры, похожей на холодный жидкий огонь, объявший стволы и ветви, он вмиг представлял мириады отвратительных микроорганизмов, сосуществующих в симбиозе с деревом и являющихся источником алого сияния. Любое великолепие блекло, принимало неприятные, отталкивающие формы, ведь рассудок Глеба привык мгновенно анализировать увиденное, раскладывать его на составляющие, вот и получалось, что вместо величественных красот он видел сотни отвратительных компонентов, испытывая отвращение даже при взгляде на обычную газонную траву, ибо знал, сколько мелкой и неприятной на вид живности копошится в ней.
Тяжелое психологическое испытание для человека, привыкшего к формам растений, специально адаптированных для условий, царящих на борту космических кораблей.
Другим источником глухого раздражения для Глеба являлись люди.
Их страх перед машинами казался ему формой массового помешательства. Наблюдая, как изматываются эти люди на работах, которые быстро и эффективно выполнили бы сервы, Глеб не раз ловил себя на мысли, что попал в чуждую, полностью извращенную, относительно его понятий,
Его бегство на периферию, желание во что бы то ни стало отыскать Нику, вернуться на Роуг, несмотря на сотни смертельных опасностей такого пути, казалось ему оправданным, единственно возможным.
Он хотел вернуться в свое время, а что произойдет дальше, Глебу было безразлично.
Штурмовой носитель класса «Нибелунг», специально разработанный для высадки на поверхности планет подразделений серв-машин, претерпел за период войны около сотни модификаций, начиная от знаменитой модели «12NT», ставшей настоящей «рабочей лошадкой» ВКС Земли, до усиленных вариантов, оснащенных перезаряжаемым гиперприводом и мощным вооружением, способным подавлять узлы космической обороны на подступах к планетам. Постепенно, по ходу усовершенствований, штурмовые носители Альянса приобретали все большую автономность, превращаясь в грозную силу, не требующую в качестве сопровождения дополнительных конвойных судов – они самостоятельно осуществляли прыжки через аномалию космоса, «крадучись» подбирались к низким орбитам планет, используя приемы маневрирования на границе двух метрик, затем внезапно покидали гиперсферу, в атакующем броске пробивая бреши в орбитальной обороне противника, и сразу же входили в атмосферу, расчищая огнем с нижней полусферы зоны для высадки серв-машин и одновременно прикрывая десант от атак с воздуха.
Многозадачность «Нибелунгов», их внушительная огневая мощь, высокая маневренность, как в космосе, так и в воздушных средах, превратили штурмовые носители в настоящий бич для отдельно дислоцированных баз и гарнизонов Свободных Колоний. Осуществив высадку серв-машин, нанеся непоправимый урон средствам орбитальной и наземной обороны, штурмовые носители не покидали планету, продолжая осуществлять огневую и техническую поддержку десантных подразделений, – сервомеханизмы с борта «Нибелунгов» обеспечивали мелкий ремонт планетарной техники непосредственно на поле боя, специальные автоматы перезарядки оперативно пополняли боекомплекты «Фалангеров» и «Хоплитов», повышая боеспособность серв-соединений.
Оставаясь в зоне десантирования до победы или приказа о прекращении операции, штурмовые носители служили надежным средством огневого прикрытия и эвакуации. Обычно даже в условиях поражения они забирали с планеты до девяноста процентов поврежденной техники своего подразделения, не оставляя врагу трофеев, или хуже того – материала для исследования передовых технологий Альянса.
В основном «Нибелунгами» управляли модули «Одиночка», поэтому нет ничего удивительного, что после окончания войны штурмовые носители, несмотря на огромное количество выпущенных с конвейера кораблей, являлись редкостью, – в частные руки попадали чаще всего сильно поврежденные, требующие капитального ремонта, неспособные к активному сопротивлению образцы универсальных в использовании боевых единиц флота Земли.
…На площадках затерянного среди пустошей Эрлизы частного космодрома, куда с первыми лучами зари приземлился флайбот Генриха Вайбера, под защитой маскирующих полей стояли сразу три «Нибелунга» и пять переоснащенных войсковых транспортов класса «Элизабет-Альфа».
Глеб, незаметно активировав кибстек, ввел сканеры персонального кибернетического модуля в режим пассивного приема, мысленно воспринимая и анализируя сигнатуры объектов. Кроме штурмовых носителей и транспортов, Дымов определил наличие пяти аэрокосмических истребителей класса «Фантом» и двух штурмовиков «Гепард», спрятанных в приземистых, наполовину заглубленных в сухую растрескавшуюся почву ангарах.