Награда ярла Бьорка
Шрифт:
Умыли леденистой водой из водопада, напевая старинные обрядные песни, уложили волосы в мудрёную косу, всю переплетя её полудрагоценными камнями, монетками и бусами, покрыли голову тонкой вуалью. На голое тело надели белоснежную платье- рубаху, по краям рукавов и по подолу расшитую древними золотыми рунами, сплетающимися в витиеватую вязь. Подпоясали свободный наряд красным поясом, сильно перетянув живот - как символ, что только для мужа теперь будет моя кровь и моё лоно, и лишь ему дозволено развязать тугой узел.
Обуви не дали - в новый род входят босиком. Я скептически хмыкнула, пошевелив пока ещё теплыми пальцами на ногах. Теперь понятно, почему у них все свадьбы летом. Или как у Киры на тинге - по- быстренькому, лишь бы не мерзнуть.
Говорить, что я не настолько суеверна, и вполне могу вступить в род Хотборков и в сапогах, а не тащиться босиком в гору босиком по снегу, было бесполезно. Распорядительница дома Борга, то и дело утирая набегающую скупую слезу, была непреклонна. Все по обычаю сделаем, чтобы у ярла счастливый брак был. Хотя бы второй...
На таком железном аргументе я сдалась.
К ритуальной поляне, находящейся вблизи водопадов, повели меня целой процессией, состоявшей из одних женщин. Первыми шли старшие из самых почетных родов Унсгарда, затем невинные девушки, окружающие меня плотным щебечущим, поющим кольцом. Замыкали наше шествие девочки, уже достаточно взрослые, чтобы идти без мамок, но ещё не дождавшиеся первой крови. Остальные женщины - замужние, служанки, вдовы и просто свободные, уже ушли вперед нас на ритуальную поляну вместе с мужчинами и ожидали нас там.
Идти было недалеко, но утренний лёгкий морозец больно щипал за босые ноги и пробирал до кости. Стопы промокли и заледенели, покраснев до темно-багряного цвета, пальцы на ногах занемели, отказываясь шевелиться.
Зубы непроизвольно начали мелко стучать, забирая всё моё внимание и не давая насладиться удивительно красивым, звенящим, розовым от рассвета утром. Только запахи весны забивали ноздри, заставляя жадно дышать и втягивать сладковатый, пропитанный прелой прошлогодней травой и черной оживающей землей воздух с примесью соленого морского ветра. Его порывы, то ласковые, то хлесткие, трепали мою косу, пока мы поднимались в гору, но еще не успели зайти в густой сосновый лес. И от того монетки и бусины в волосах едва слышно тонко звякали, настраивая на волшебство.
С каждым шагом моё сердце в груди билось всё отчаянней, разгоняя закипающую волнением кровь, и даже холод от этого бешеного рваного ритма потихоньку отступал. Его смещала такая чистая, тревожная радость.
Я знала дорогу. Вот за этой елью поворот, потом обойти канаву, потом между большими валунами, свернуть вбок, пройти между сосен... Ноги сами несли меня...
Песни девушек вокруг стали громче и слаженней. И вдалеке уже слышалось, как толпа на поляне вторит нашей маленькой процессии, подпевая. В ушах зашумело, когда я не только услышала, но и между пушистых елей смогла различить пестрые праздничные одежды собравшихся людей.
Пришли...
Стоило ступить на поляну, забитую под завязку унсгардцами, мечтающими посмотреть на свадьбу своего ярла, как взгляд мой мгновенно прикипел к уже стоящему на украшенном постаменте Бьорку, и больше не отлипал. Я как загипнотизированная жадно смотрела на него, заново узнавая каждую черточку. И сердце так болезненно сладко сжималось в груди, что в уголках глаз начали закипать слёзы. Он казался мне нереальным, потому что весь остальной мир мерк на его фоне, и одновременно чем-то единственно настоящим на всей земле. Дыхание сбилось, губы задрожали в нервной улыбке и медленно пошла к постаменту к нему, ступая босыми окоченевшими ногами на колючие еловые лапы, которые кидали передо мной продолжающие петь девушки.
Я видела, как Бьорк на меня смотрит. Словно тоже не может поверить. Словно боится, что моргнет, отведет взгляд, и я тут же пропаду. И только это имело значение.
Всё вокруг было лишь торжественным, но совсем не нужным фоном нашим встретившимся глазам. Эта расступающаяся волнами передо мной толпа, пронзительно красивые ритуальные песни, старая Вейла, стоящая по правую руку от Бьорка с живой, сонной из-за весны змеей в руках. Этот лес, ветер, небо, снег - я уже ничего не замечала, ничего не слышала, не видела кроме него...
Когда я приподняла подол, поднимаясь на постамент, Хотборк скосился на мои заледеневшие ступи, и перевёл недобрый взгляд на домоправительницу Боргу, занявшую уже свое место в первом ряду толпы.
– Твоя идея, госпожа Магнусен?
– фыркнул он громко, вопросительно вскинув бровь.
От неожиданности поющие девушки резко осеклись и над поляной повисла звенящая напряженная тишина. Борга побагровела вмиг, начав беспокойно мять в толстых пальцах шерстяную юбку.
– Как положено, мой ярл! Всё, как предки учили, чтобы счастье было вам!
– Да какое мне счастье от стылой жены? А?
– поинтересовался Бьорк насмешливо тоном и широко улыбнулся, хоть глаза смотрели строго, -Разве что хочешь, чтобы грел её подольше!
Мужики в толпе дружно заржали. Я невольно покраснела от таких намеков, Борга же и вовсе пунцовая была, прекрасно поняв, что Хотборк пошутил лишь для отвода глаз, но был зол на неё, как водяной морок.
Бьорк тем временем снял с плеч тяжелый плащ, отороченный мехом и накинул мне на плечи. Затем расстегнул кожаный жилет, бросив мне под ноги и кивнув, чтобы на него вставала. Увесистая одежда тут же, придавливая, потянула к земле, а ноздри защекотал до боли родной терпкий аромат мускуса и кедра. Чужое тепло окатило волной продрогшее тело, и я только сейчас поняла, насколько же, оказывается, замерзла, пока шла...
Подняла на улыбающегося одним уголком губ Бьорка благодарный взгляд и встала на его жилет. Хотборк стоял теперь напротив в одной легкой, расшитой ритуальными рунами рубахе, но его это, казалось, совсем не беспокоило.
– Не положено, сынок, - пробормотала старая Вейла, стоящая между нами, и покачала головой, - Обряд быстро проведу, потерпела бы уж твоя Хель…
– Начинай, ведьма, - тихо приказал ярл, метнув в старуху быстрый взгляд и проигнорировав предупреждающие слова.
Вейла вздохнула и выпрямилась во весь свой маленький рост, закрыв глаза. Вокруг мгновенно стало пронзительно тихо, и только колкий соленый ветер шумел в пушистых еловых ветвях да трепал ленты, повязанные на ритуальные столбы.