Наизнанку
Шрифт:
— Элементарно. В детстве у меня была крыса, которую я жуть как любила. Сначала брезгливо относилась к ее хвосту, а потом привыкла. Днем она почти все время была у меня на плече, а по вечерам бегала по квартире и поедала глоксинию, за что мама на нее злилась. Она была жутко умным существом, жаль живут недолго, как и хомяки. Со всеми тяжело расставаться, — гладя крысу по хребту произносит Марина. А крыса-то не промах, знает куда лезть. Считанные секунды и уже у Марины под рубашкой. Класс, какая-то крыса увидит грудь раньше меня. Что-то со мной явно не так. Может кто сглазил? — Так что как бы там ни было, твой странный подарок мне по душе. Иди сюда, глупышка, — достает хвостатую из-под рубашки
— Ну и куда мы ее посадим, если у нас нет клетки? А, Марк Михайлович?
— В подвал?
— Только после тебя. Держи ее, чтобы не сбежала, иначе не найдем, — выходит из комнаты. Смотрю на свои колени и в который раз удивляюсь своим необдуманным поступкам. Я же был не пьян, ну разве что чуть-чуть. Как я мог купить девушке крысу? Радует хотя бы то, что Марина оказалась любительницей хвостатых. Что само по себе странно. Сжимаю крысу в руках и встаю с дивана. В комнате что-то изменилось. Точно, в прошлый раз не было мольберта и картин. Краски, кисточки и карандаши. Это что же получается, Марина рисует? Подхожу к мольберту, на котором красуется зимний пейзаж. Я не профи, мягко говоря, но это красиво. Наклоняюсь к столику, на котором лежит несколько рисунков и перебираю их одной рукой. Почти все нарисовано красками, за исключением последнего рисунка, на котором красуется вовсе не пейзаж, а моя морда, нарисованная черным карандашом. Это просто…..фердипердозно! Спрячь улыбку, Озеров. Кладу рисунки обратно и быстро возвращаюсь на диван. Ай да, Мариша, прелесть моя. А вот и прелесть моя с ведром в руках вернулась.
— Марин, ты хочешь утопить крысу?
— Я хочу ее туда посадить, пока не привезу клетку. А привезу я ее только завтра. Я смотрю тебе так понравилась крыса, что ты лыбишься до ушей.
— Да! Мы нашли с ней общий язык, — Марина ставит на дно ведра емкость, наполненную водой и какую-то крупу.
— А ты не говорила мне, что рисуешь. Красивый зимний пейзаж на мольберте.
— Давно не рисовала, вот снова захотелось. Марк, а ты любишь изюм?
— Я предпочитаю шоколад, но если у тебя есть только изюм и затируха, то согласен и на это.
— Ясно… Ну у тебя на ногах шоколадный изюм, можешь съесть два в одном, — опускаю взгляд на ноги, а там две крысиные «изюмины». — Вы прям очень подружились, — поправляя выбившую прядь волос, с улыбкой произносит Марина. — Если она даже гадит на тебя.
— Вот мерзавка, — отдаю Марине крысу, убираю салфеткой «крысиные подарки» и возвращаюсь к улыбающейся нахалке на диван.
— И все-таки отличный подарок. На такой мало кто решится.
— И не говори, — Марина выпускает крысу в импровизированный домик, откидывается на диван и прикрывает глаза.
— А чего ты приперся ко мне подшофе? Влюбился и на безумства тянет? А я думала такое только в кино, — распахивает глаза и смотрит на меня с той же улыбкой.
— Может и влюбился, я пока еще не определился. Я же можно сказать девственник в этом вопросе, поэтому спишу все пока на то, что ты, ведьма такая, меня приворожила.
— Тю, больно надо.
— Ну а ты, Маришенька, давно в меня влюбилась?
— А я, как и ты, еще не определилась. То в морду тебе хочется дать, то обнять. Как думаешь, это что?
— Диагноз на лицо, — наклоняюсь к ней ближе и опрокидываю спиной на диван. — Влюбикус от ушикус, до самых пятокус. Лечение нужно начать как можно быстрее, иначе мы потеряем больную.
— Скорее больного.
— Вот не можешь ты оставить последнее слово за мужиком?
— Могу. А что ты делаешь?
— Расстегиваю пуговицы твоей рубашки. Бога ради, помолчи, — замолчать- не замолчала, в добавок и руку мою перехватила. Ну что за девчонка такая? Скрепляю ее руки над головой и закрываю рот единственным приятным способом. То ли я оголодал, то ли еще что, но ее чертовски приятно целовать. И губы у нее такие мягкие, и снова она пахнет миндалем. Так и хочется сожрать. Отпускаю Маринины запястья, которыми она тут же обвивает мою шею, и сама притягивает меня к себе. Ну вот ведь паршивка-сама же хочет. Запускаю руки под ее рубашку и все же расстегиваю пуговицы, хватаясь за бюстгальтер. Черт, расстёгивается сзади. Отстраняюсь от ее губ, но Марина вновь перехватывает мою руку.
— Стой.
— Ну что опять, Марин?
— Мне кажется, у тебя там уже палочка эбонитовая готова. Остановись.
— Это хрящ любви, лапа моя.
— Любви?! Слезь с меня, — отталкивает меня в грудь, встает с дивана и начинает застегивать рубашку.
— Ты меня доконать решила?! Что это, бл*дь, за игры? Ты бы еще поскакала на моих штанах верхом и съе*алась! Не надоело еще?
— Может и надоело. Только это ты сюда приперся, и даже не понял почему я ушла.
— Потому что ты, как и все бабы еб*нутая. Вот почему! Абсолютно глупые и необоснованные обиды! Что ты от меня хотела, чтобы я тебе двадцать новых волосин пересадил или дал Карине в морду? Я из-за тебя пошел к ней разбираться, чтобы опять-таки у тебя не было проблем, а ты в ответ сбегаешь и воротишь нос. И снова я плохой! Чего ты хотела от меня, Марина?
— Чтобы ты не бросал меня! Ты мог узнать все о ней позже и быть со мной! Вот что! Неужели непонятно?
— Непонятно. Я мог быть с тобой позже, если бы кто-то не решил свалить. А я думал ты гораздо умнее, но нет, рациональности в тебе нет. Ладно, это все лирика и пройденный этап. Что ты хочешь от меня сейчас?
— Чтобы ты подумал и решил, что тебе от меня нужно и на что ты на самом деле готов. Представь, что ты переспал со мной ни один раз и уже удовлетворил свое любопытство, что дальше? — подходит ко мне впритык и заглядывает в глаза. — Ты спрашиваешь, что я хочу? Я хочу, чтобы ко мне серьезно относились и не считали девкой на пару ночей. Хочу, чтобы кто-то не ждал пока у меня пройдет или наступит очередной ПМС, а терпел закидоны всегда. Мне кажется, это и отличает настоящие отношения от чего-то другого. Я еще много чего хочу, но боюсь, что твоя психика этого не выдержит.
— Знаешь, у меня такое ощущение, что ты меня так маринуешь. Но закатку можно перемариновать, дорогая моя, так что потом ее в рот не возьмешь. И поздняк метаться.
— Я и не собиралась у тебя ничего в рот брать.
— Ты… ты. Блин, слов нет. Угораздило же связаться с динамщицей, за какие только грехи?
— Наверное, за блудливые. Вот когда определишься точно, на что ты готов, тогда и сообщишь мне. Тебе пора домой.
— Ты меня выгоняешь?
— Нет. Провожаю.
— Отлично, — иду в коридор, накидываю пальто и не прощаясь выхожу из квартиры.
***
Вытираю запотевшее стекло и с чувством полнейшего опустошения признаю, что я дура. Нельзя так вести себя со взрослыми мужиками, хорошо хоть не прибил, и на том спасибо. А ведь он больше не придет и на работе слова мне не скажет. Хотя скажет, только не то, что хочу услышать. Ну почему я не умею жить как другие, не задумываясь о последствиях? Почему всегда хочу следовать каким-то правилам? Дура…
Снимаю с себя полотенце и накидываю ночнушку. Надеваю шерстяные носки, выхожу из ванной и иду в комнату. Пока расстелила диван окончательно пришла к выводу, что это конец. Довела бедного Марка… А я ведь точно довела, он никогда не был таким злым. Даже когда слабительным его накормила. Присаживаюсь на край дивана, смотрю на ведро и беру на руки крысу.