Наказание Дамира
Шрифт:
Я остаюсь в черноте. Растерянная, возбужденная, обиженная, беззащитная…Не знаю. Мне вдруг так горько, что хочется выть. Не хочет он, чтобы я утром жалела себя! А сейчас? Сейчас я разве себя не жалею???
Нет уж…
Так не пойдет! Раз притащил к себе домой, то, знаете, что, Дамир Тигранович, уж будьте добры!
Отбрасываю в сторону одеяло, спрыгиваю с кровати и решительно топаю босыми пятками по полу прямо в гостиную, то и дело наступая в оставленные нами лужи.
В ушах шумит, и пальцы заметно подрагивают, когда поворачиваю ручку двери и ступаю в открывшийся черный проём гостиной.
Такая густая тишина…Может Дамир уже спит?
На мгновение меня охватывает трусливое облегчение. Но я все равно закрываю за собой дверь и прохожу внутрь, стараясь ступать бесшумно. Из двух широких окон в комнату льется серебристо-желтый свет тысячи электрических огней ночного города, порождая глубокие черные тени и резко очерчивая предметы. С возрастающим внутренним трепетом перевожу взгляд на разложенный широкий диван в центре гостиной и замираю.
Потому что Дамир не спит, а молча приподнимается на локтях, смотря на меня в упор.
Глотаю образовавшийся в горле ком и ощущаю, как вдоль позвоночника волной прокатывается дрожь. Его черные глаза прожигают меня даже в темноте. В голове мелькает мысль, что Дамир, похоже, был уверен, что я приду…Сама.
Хочется развернуться и, ни слова не говоря, уйти.
Но я словно под гипнозом — наоборот делаю шаг к нему на слабеющих ногах. Кровь в ушах шумит уже на какой-то запредельной частоте, делая происходящее почти нереальным, а туман в голове от выпитого коньяка придает отчаянной, беспечной смелости.
Поэтому, когда Дамир протягивает мне руку в темноте, я без колебаний вкладываю в его ладонь свою. И не сопротивляюсь, когда он мягко, но уверенно тянет меня на себя.
Тишина звенит и густеет, обволакивая нас плотным облаком. И в тоже время она такая хрупкая, что страшно издать лишний звук, сказать что-нибудь, спугнуть…И мы молчим.
Я молча сажусь на его бедра поверх одеяла. Он молча кладет мне руки на талию и медленно тянет вверх влажную ткань рубашки.
Его шероховатые пальцы задевают мои оголяющиеся бока, пересчитывают ребра, оставляя горящие фантомные следы на покрывающейся мурашками коже. Задираю руки вверх, позволяя снять с себя рубашку через голову. Верхней половине тела становится холодно, а между ног так горячо. Рубашка летит куда-то на пол. Я встречаюсь с Дамиром взглядом. Его черные глаза словно две бездонные сияющие воронки в этой темноте, крылья носа вздрагивают как у зверя, учуявшего добычу.
Чувствую, как мужские руки крепче сжимают мою талию. Дамир приподнимается и полностью садится на кровати, облокачиваясь спиной об изголовье. Его левая рука начинает путешествие от талии вверх по моему телу. Пальцы мимолетно задевают грудь, прикрытую гипюром бюстгальтера, оглаживают лопатку, плечо, зарываются в волосы, когда горячая мужская ладонь обхватывает мой затылок, крепко фиксируя. И я невольно вздрагиваю от этого жеста.
— Что не так, Жень? — интересуется Дамир тихим, вибрирующим в ночи голосом.
Я молчу. Лишь губы размыкаются. Меня немного пугает, как он всё замечает. И радует, что ему не приходит в голову ответ. Не хочу, чтобы догадался. Я со стыда умру. Пусть лучше и дальше думает, что я немного с придурью. Он ведь именно это думает, да?
Дамир хмурится в ожидании ответа, но потом его взгляд перетекает на мой приоткрытый рот, и он, поколебавшись, подается вперед. Наши губы встречаются, и внутри меня словно случается какой-то взрыв. Копившееся до этой секунды напряжение, сотканное из всех страхов и неуверенности в своих действиях, схлопывается в миг, и по телу растекается негой безвольное облегчение.
Все, можно дальше не думать…Уже нечего решать…
Его губы такие горячие, терпкие…Движения неторопливые, словно замедленные. И от этого я так остро ощущаю каждый миг. Как он чуть надавливает своими губами на мои, размыкая их шире. Как язык проникает мне в рот и встречается с кончиком моего языка. Как мужская ладонь на моем затылке сжимается, прихватывая и пытаясь собрать в пучок короткие волосы. В ответ крепко обвиваю мужскую шею. Ощущение его голой горячей кожи под руками запускает по телу колкие электрические разряды. Прижимаюсь сильнее, впечатываюсь в мужскую грудь. Сплетаю наши языки, и с губ срывается облегченный вздох из-за поцелуя превращающийся в невнятное мычание. Рука на моей талии опускается ниже, оглаживает, сминает ягодицу, а потом подбирает выше тянущуюся ткань, пока вся юбка не оказывается комком у меня на поясе. Чувствую, как Дамир непроизвольно подается бедрами вперед, вжимаясь в меня сквозь одеяло, и от этого с губ срывается еще один невнятный стон. Хватка на затылке становится крепче, надежно фиксируя голову и давая уклониться от глубже толкающегося языка. Все более шумное, прерывистое мужское дыхание оглушает, рука на моем бедре оглаживает кружево трусиков, все дальше его отодвигая. К горлу подступает едкая, бессмысленная паника, но я давлю ее в зародыше. Нет, я просто расслаблюсь, просто…
Намеренно обмякаю в его руках и крепче закрываю глаза, ощущая себя тряпичной куклой. Пусть делает что хочет, пусть…Мне ведь приятно…Пока.
Дамир очень четко ловит этот момент. В воздухе что-то неуловимо меняется, движения из ленивых превращаются в четкие и уверенные. Его рука проникает под гипюр трусиков и оглаживает мои ягодицы, пальцы проходятся между, достают до входа в лоно и остаются там. У меня от этого интимного прикосновения вышибает дух. А Дамир еще и вдруг отстраняется, и снова облокачивается спиной об изголовье кровати. Распахиваю глаза, ощущая, как он медленно глубже проталкивает два пальца в меня. Взгляд Дамира, совершенно пьяный и шальной, блуждает по моему лицу.
— Уж думал — девочка, — фыркает хрипло он, и один уголок губ ползет вверх в кривой полуулыбке, — Хорошо, что нет.
Я было хочу возмутиться, но Дамир не дает — затыкает мне рот поцелуем, жадным и требовательным, глубоко толкая в меня язык. Наваливается всем телом, и я оказываюсь на спине, придавленная к дивану всем его немаленьким весом. Внутренняя поверхность бедер ощутимо напрягается от того, как широко приходится развести ноги, чтобы он устроился между них. В голову приходит непрощенная мысль, что, наверно я просто забыла это ощущение, поэтому сейчас оно воспринимается так остро. Еще острее — чувство, что в мою промежность сквозь ткань вдавливается обжигающе горячая твердость…Это так остро, что мне становится нечем дышать. Внизу живота рождается требовательный, зудящий трепет, и бедра сами, непроизвольно подаются навстречу, чтобы несмело потереться о напряженный мужской пах.
Дамир довольно урчит на это и отпускает мой рот. Прихватывает нижнюю губу напоследок, ведет ртом влажную дорожку по подбородку, шее, целует, втягивая кожу. Вниз, к ключице, груди, всасывает в рот напряженный сосок вместе с тонким царапающим гипюром, перекатывает на языке, отчего меня простреливает болезненным сладким импульсом, и я, тихонько выдохнув, зарываюсь пальцами в его густые короткие волосы, царапая ногтями кожу головы. Его борода колет нежную кожу, натирая, и от этого ползут мурашки.