Нансен
Шрифт:
В гостиницу Нансен не вошел — влетел! Узнав, в какой комнате живет профессор Мон, он забарабанил в дверь и, не дожидаясь ответа, распахнул ее. Профессор отдыхал на диване, покуривая трубку с длинным чубуком. В этот момент, как он потом рассказывал, мысли его были именно о Нансене — они виделись в последний раз в день проводов «Фрама» в Тромсе. Тогда Мон долго стоял на берегу и махал рукой, посылая прощальный привет людям, отправлявшимся в неизвестность.
Понятно его изумление, ошеломленность, когда на пороге показалась знакомая высокая фигура. Трубка упала на пол, лицо профессора исказилось: "Возможно
Да, перед ним стоял Нансен. Все такой же, как был раньше? Нет! Еще более полный могучей жизненной силой. Непоколебимо мужественный. И с тем особым светом на лице, какой можно заметить только у людей, захваченных великой идеей.
Из глаз Мона брызнули слезы: "Слава богу, вы, значит, живы!"
Они бросились в объятия друг друга. Безудержная радость обуяла их, и бесчисленные вопросы посыпались с обеих сторон.
Весть о прибытии героев путешественников тем временем облетела город. Улицы Варде заполнились ликующим народом, все мачты в гавани украсились норвежскими флагами.
С того дня повсюду в стране начались пышные празднества. Вся Норвегия отмечала подвиг своих национальных героев. В Хаммерфесте, куда вскоре прибыли Нансен и Иохансен, их встретили как триумфаторов. Город от самого берега до вершины горы был украшен флагами и цветами. Дома опустели — обитатели их вышли на улицы приветствовать почетных гостей.
Сюда в тот же день приехала она, которая дала имя «Фраму», — Ева Нансен. Хаммерфест устроил в честь супругов блистательное празднество. Со всех концов земли хлынул сюда поток телеграмм с поздравлениями, пожеланиями счастья и свидетельствами радости по поводу величайшего подвига, свершенного во имя науки. Загоралась заря мировой славы…
Одна только мысль омрачала Нансена: где же «Фрам»? Чем больше он думал об этом, тем более приходил к убеждению, что судно должно уже было бы выбраться из льдов, если только с ним не произошло какого-нибудь несчастья. А если оно произошло?! Как мучительно ожидание!
Двадцатого августа рано утром, едва Нансен проснулся, ему сообщили, что какой-то человек непременно хочет поговорить с ним. Нансен ответил, что еще не одет. "Выходите в чем есть!" — послышался голос из-за двери. Такая поспешность была удивительна, но, очевидно, того требовало неотложное дело.
Человек, так настойчиво требовавший встречи, отрекомендовался начальником местной телеграфной конторы; он сказал, что получена телеграмма, которая, вероятно, представляет большой интерес, поэтому он сам решил ее доставить.
— Представляет для меня интерес? — воскликнул Нансен. — Во всем мире меня сейчас интересует только одно.
Дрожащими руками он вскрыл телеграмму:
"Скьерве. 20. 8. 1896. 9 ч. утра.
"Фрам" прибыл сюда сегодня. Все в порядке. Все здоровы. Сейчас выходим в Тромсе. Приветствуем вас на родине.
Отто Свердруп".
Что-то сдавило Нансену горло, и он еле вымолвил: «Фрам» пришел!" Лицо стоявшего рядом Иохансена превратилось в сплошное сияние. А начальник телеграфной конторы стоял, наслаждаясь произведенным эффектом и тем, как Нансен снова прочел и не раз перечел телеграмму, чтобы убедиться, что это не сон.
Уже на следующий день Нансен был в Тромсе и сразу отправился к "Фраму".
Встреча тринадцати фрамовцев была столь восторженно-бурной, что вряд ли они понимали в тот миг что-нибудь, кроме одного: они снова все вместе. Вместе!
Дома, в Норвегии!
И выполнили свою задачу!
"Фрам" — медлительный, тяжеловесный и оттого казавшийся еще более торжественным, отправился из Тромсе вдоль берегов страны к югу. Какое-то новое, особое чувство вызывал этот корабль, изведавший полярные бури и мучительный ледяной плен. С честью выдержал он все испытания и теперь свободно и гордо стоял в родном порту.
Навстречу фрамовцам раскрывалось сердце всего норвежского народа — биение его слышалось на судах, переполненных празднично одетыми гражданами, и на бедной рыбацкой лодке, одиноко качавшейся среди шхер. "Казалось, — говорил тогда Нансен, — сама родина-мать, прекрасная наша Норвегия, крепко заключает нас в свои горячие объятия, прижимает к себе, благодарит за то, что мы сделали".
Скромность героя граничила с самоотречением. Нансен сам себе задает вопрос: "А что, собственно, мы сделали особенного? Мы исполнили свой долг, сделали не более того, что взяли на себя, и скорее мы должны были благодарить родину за право совершить плавание под ее флагом".
Так шел «Фрам» вдоль берегов Норвегии, от города к городу, от одного торжества к другому. И, наконец, перед ним открылась столица. Здесь в Христианийском заливе кораблю-герою была устроена небывалая встреча. Старые заслуженные броненосцы "Северная звезда" и «Элида», и молодая красавица яхта «Валкирия», и проворные миноносцы эскортировали его с величайшим почетом среди разукрашенных флагами флотилий шлюпок, шхун, пароходов. Гремели салюты, бесконечно раздавались крики «ура», люди махали платками, шляпами, руками. Весь фиорд как будто слился в одно восторженное приветствие.
Вся гавань Пиппервик представляла сплошную массу судов, людей, флагов и развевающихся вымпелов. Древняя крепость Акерсхус приветствовала прибытие фрамовцев тринадцатью пушечными выстрелами. И окрестные горы, словно соглашаясь с этим, поддакнули салюту своим громогласным эхом.
Целую неделю праздновала столица возвращение участников экспедиции «Фрама». Все эти дни не смолкали праздничные речи, не прекращались веселые факельные шествия на городских улицах и площадях. В залах университета, театра, королевского дворца устраивались торжественные собрания. Были учреждены фонд и премия имени Нансена за лучшие научные открытия и исследования. В кратчайший срок было собрано полмиллиона крон.
Сумма эта значительно превышала ту, что когда-то собрал Нансен для экспедиции к Северному полюсу. Образно говоря, это были проценты с «капитала» экспедиции — ее научных и моральных достижений.
Казалось, не было такой отрасли знаний, которой она не обогатила бы. Особенно ценны были успехи в области географии и океанографии. Вопреки ранее существовавшему мнению подтвердилось предположение Нансена о существовании обширного Полярного бассейна к северу от Новосибирских островов. Исследования экспедиции доказали также, что вблизи полюса не имеется суши, а только море, покрытое льдом.