Нантская история
Шрифт:
— Нет, — Ламберт взглянул на меня, и от его ледяного взгляда у меня язык примерз к небу, — У нас есть опыт штурма, госпожа Альберка. Они действовали без доспехов, выдавая себя за нищих, другие изображали электро-монтеров, занятых починкой силового кабеля…
— Я вырядился пьяным, — с гордостью сказал Бальдульф, — Сидел на скамье, попивал ром и горланил старые полковые песни… Хорошая работа, жаль, на пенсии я уже.
— Давайте ближе к делу, господа, — поторопила я, — Мне страсть как хочется узнать, каким же образом отец Каинан нашел свою смерть.
— Самым неожиданным, — мрачно сказал Ламберт, тоже отламывая себе хлеба, — Мы наметили штурм
— Это в его характере, — сказал отец Гидеон, — Сколько помню, он страшный полуночник. В кровать имеет обыкновение ложиться с рассветом. Такая привычка.
— В общем, вел он себя самым непринужденным образом, то есть не так, как человек, предполагающий облаву. Уж я-то знаю. Когда ожидают стражу, дергаются сильно. Кто больше, кто меньше, но все. Нервничают, пьют, молятся, оружие проверяют… А этот нет. Сидел, как ни в чем ни бывало. Я уже грешным делом обрадовался. Очень уж хорошо все складывалось. Время — без пяти четыре, у меня и палец на кнопке. Взрывчатка заложена, одно мгновенье — и готово… И тут, без пяти минут, у него в кабинете зазвонил вокс. Я еще удивиться успел — мол, кто еще в этом городе в такой час не спит… Отец Каинан снял трубку и ответил. Я был через улицу от него, с визорной трубой в руках. Видел его, как вас сейчас. Он ответил — и сразу напрягся. Лицо у него такое сделалось — очень сосредоточенное, напряженное. Я сразу понял — дело неладно. Надо было мне кнопку нажимать, но я побоялся все сорвать. Эх, а ведь был у нас шанс…
— Дальше! — потребовала я.
— А дальше было самое интересное. Отец Каинан что-то сказал собеседнику, положил трубку, потом достал из шкатулки небольшой пистолет, вставил его в рот и спустил курок.
Наверно, так себя ощущает охотничий пес, у которого из-под носа вспорхнул селезень-подранок. Обидно хлопнул по носу жестким крылом и воспарил вверх, через секунду сделавшись крохотной точкой среди облаков.
Отцу Гидеону пришлось еще хуже — у него даже лицо исказилось, как от сильнейшей внутренней судороги.
— Полегче, отче, — бросила я ему, — Если вас хватит инсульт, это вряд ли нам поможет. Конечно, если вас при этом разобьет паралич, вы составите мне серьезную конкуренцию, но ради человеколюбия подумайте о Клаудо, он же не справится с нами обоими!
Но отец Гидеон был не в настроении оценить шутку.
— Самоубийство, — выдохнул он, — Это ужасно. Не верю, что отец Каинан пошел на подобный страшный грех.
— Я видел все в точности, — сказал Ламберт, — И сомнений тут нет. Он сделал это сам, видимо услышав приказ по воксу.
— Приказ?
— Похоже на то. Человек, услышавший даже самые неприятные известия, не сразу решится на подобное. Сперва он сообразит, что произошло, испугается, примет решение… И уж потом будет стреляться. Отец Каинан действовал так решительно и быстро, что ни о чем подобном не может быть и речи. Нет, он получил приказ. И выполнил его, четко и быстро.
— Он обрек себя на муки Ада…
— А также фактически расписался в том, что состоит в Темном культе.
— Боюсь, что так…
— Даже будь под моим началом личная дружина самого Императора, я бы ничего не смог сделать. У него ушло полсекунды на все. Мы даже не успели выломать дверь. Эта нить не порвалась у нас в руках, госпожа Альберка, ее обрубили, и обрубили мастерски. Вербовщику сообщили, что он
— И это пугает вас, капитан? — я приподняла бровь.
— Не это, госпожа Альберка. Я множество раз видел, как люди отдают свою жизнь на поле боя. И я сам, в свою очередь, готов к этому. Я видел, как охваченные безумством бойцы бросаются в гущу врагов, зажав в руках термические гранаты, как направляют на вражеские порядки охваченный пламенем боевой трицикл, как, потеряв обе руки, силятся впиться в чью-то ногу зубами… Но это совсем другое. Отец Каинан сделал это так механически и просто, как будто надкусил яблоко. Раз — и все. Нормальный человек не способен на это. Не так легко.
— Мы знали, что нам придется столкнуться с фанатиками, — оборвала его я. Слушать рассуждения капитана мне сейчас не улыбалось, — Так что не будем роптать. Что вы делали дальше?
— Я приказал тихо взломать дверь, и мы проникли внутрь. Штурм не потребовался, а замки у него были весьма хлипковаты. С этим он нам удружил. Я имею в виду, завтра нас самих не станет искать стража. Почти до самого рассвета мы копались в его вещах и бумагах.
— Есть что-то? — спросила я без особой надежды. Если бы было — капитан уже выложил бы карты на стол.
— Ничего. Совершенно обычное хозяйство, без всякой чертовщины. Утварь, книги, мебель… Никакой скрытой аппаратуры, ничего похожего на шифры, коды или секретные депеши. Словом, ни одной зацепки. Мы не могли провести полноразмерный обыск с проламыванием стен, это нарушило бы неприятную, но естественную картину самоубийства. Из оружия — только пистолет. Самый обыкновенный, с тяжелыми пулями повышенной экспансивности. Не удивительно, что его голова лопнула, как пережаренный каштан в камине. Хотел бы я знать, черт подери, с кем же говорил отец Каинан до этого…
— А меня куда больше интересует, почему состоялся этот разговор.
— Понимаю, куда вы клоните. Нет, нас не могли заметить, ни меня, ни моих ребят.
— Истинная правда, — подтвердил Бальдульф, — Господин капитан остался во флигеле, а мы играли ну чисто как в театре.
— Со своей стороны я предпринял все меры чтобы наша маленькая операция осталась в полнейшем секрете. Со мной были лишь самые преданные мне люди, почти все из которых так или иначе обязаны мне жизнью. Но не смотря на это я постоянно наблюдал за ними с тем чтобы никто из них не мог воспользоваться каким-либо средством связи или подать сигнал. Нет, если утечка и имела место, то наша группа к этому не причастна.
За столом установилось молчание. У тишины, как и у речи, может быть сотни и тысячи различных оттенков. И этот новый оттенок, пропитавший собой воздух в гостиной, враз ставший каким-то душным и тяжелым, мне очень не понравился. Никто не смотрел друг другу в глаза, но происходило это как-то само собой — точно взгляды собравшихся здесь людей оказались намагничены одним магнитным полюсом и, соприкоснувшись, отскакивали друг от друга. Я ощутила сильнейшую изжогу.
— Прекратите! — крикнула я, и мой голос пронзил эту завладевшую домом душную тишину, зазвенел беспомощно вдоль стен, — Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Этого не может быть. Даже если бы у кого-то из нас была… была причина предупредить этого сукина сына, никто не смог бы этого сделать. Мы с отцом Гидеоном были здесь, а вы двое — там. А кроме нас четверых никто не посвящен в это дело.