Нантская история
Шрифт:
— Значит, посвящен, — возразил Ламберт, — И это очевидно. Здесь не может быть совпадения, потому что таких совпадений не бывает. Кто-то знает про нас, госпожа Альберка. Этот крысиный культ оказался даже более скользким, чем мы думали.
— Они сущие дьяволы… — пробормотал отец Гидеон, — Видимо, мы напрасно тешим себя иллюзиями. Если их информированность находится на подобном уровне, это значит, что мы с вами живы сейчас лишь потому, что наша смерть не входит в их планы. Иначе, конечно, они бы уже свели счеты с наглецами, дерзнувшими вчетвером разгромить их культ.
— Ну, мы-то еще живы… — поданный Клаудо стакан помог мне восстановить на лице улыбку, — Так не будем хоронить себя прежде положенного.
— Завтра начинается Праздник Тела и Крови Христовых, и вечером мне надо будет вести службу на глазах у графа. А мы по-прежнему находимся в самом начале пути, и не сделали ни одного существенного шага.
— Вспомните, что сами говорили мне, отче. Значимость пути определяется не его длиной. Может быть, наш путь — это особенный путь. Кто знает, вдруг нам хватит одного шага чтобы покрыть его весь?
— Какая-то теологическая болтовня? — вяло осведомился Ламберт, — Она может успокоить нервы, но вряд ли нам всерьез стоит рассчитывать на что-либо подобное. Мы в тупике. Мы знаем только то, что культ получал подкрепление через мертвого священника, вербовавшего слуг низшего звена из числа приговоренных к нейро-коррекции отбросов улиц. Теперь у этого священника нет головы, и он не расскажет нам ничего при всем желании. Тупик, — повторил он с отвращением, — И уже без тени шанса.
— Вы отвратительный пессимист, капитан, — осадила я его, — Наверняка вы из тех людей, для который стакан вина скорее наполовину пуст, чем наполовину полон.
— Я солдат. И в мою задачу входит оценка тактической ситуации. Устав учит тому, что малое поражение, не замеченное командиром, может обратиться поражением окончательным. Я не пессимист, я лишь привык трезво смотреть на вещи.
— Трезвый взгляд — отвратительная штука, — заметила я, — Я как-то попробовала, и мне жутко не понравилось. Признаю, мы в весьма скверном положении. Время на исходе, а наши руки по-прежнему пусты. Более того, мы убедились в том, что враг хитер, решителен и беспощаден. Что ж, тем интереснее!
— Вы смеетесь? — Ламберт взглянул на меня с нескрываемым удивлением. Когда он улыбался, то походил на рано повзрослевшего мальчишку, но сейчас выглядел столетним стариком, заточенным в тело юноши.
— Да, но не над вами — вы слишком толстокожи чтоб над вами смеяться, барон. Наша последняя битва еще не миновала. У нас есть время, мы все живы, а у меня осталось немного вина. Значит, не время убиваться.
— Это нелепо.
— Возможно, у вас есть свой план действий? Если так, думаю, присутствующие с удовольствием ознакомятся с ним.
— Есть, — кивнул Ламберт. В его голосе не было особенной уверенности, но когда он увидел, что Бальдульф и отец Гидеон выжидающе смотрят на него, глаза упрямо сверкнули, — Мне очевидно, что вся наша затея была весьма безрассудна с самого начала. Мы потеряли драгоценное время, но ничего не добились.
— К кому? — в один голос спросили мы с отцом Гидеоном. Бальдульф лишь молча уставился на своего капитана.
— К графу, — ответил Ламберт, — К моему господину Его Сиятельству графу Нантскому.
И опять в комнате установилась странная тишина. Настолько глубокая, что я услышала неровное астматическое дыхание Клаудо, замершего с бутылкой вина в руках.
— Это… это невозможно, — пробормотал наконец отец Гидеон.
— Больше нам ничего не остается, святой отец. Граф обладает достаточной силой чтобы защитить нас. Я знаю, первоначально мысль об этом вам не нравилась, но теперь, думаю, вы согласитесь с тем, что это единственный выход. Судьба поставила нас перед необходимостью, как бы высокопарно это ни звучало.
— Значит, явиться к графу и все выложить?
— Именно так. Только граф сейчас может нам помочь. Теперь, когда мы убедились в том, что Темный культ глубоко запустил корни в Церковь, прошлые сомнения должны быть забыты. Нам нужна помощь. И граф сможет нам ее предоставить.
— Если отец Каинан и был связан с Темным культом, это еще ни о чем не говорит! — запальчиво воскликнул отец Гидеон. Но голос его был неуверен и слаб. Я понимала его.
— Это говорит достаточно для того, кто способен слышать, — Ламберт с самым отвратительным хладнокровием смерил его взглядом, — Полагаю, мы все услышали. Как бы ни была могущественна Церковь, теперь мы не можем доверять ее слугам. А раз мы исключаем их, кроме графа никого и не остается.
— И вы, конечно, вполне удовлетворены этим? — не сдержался отец Гидеон, — Ведь это то, чего вы добивались с самого начала — отдать нас в руки вашего хозяина. Что ж, чего еще можно ожидать от верного пса?..
— Если это необходимо для победы, — твердо сказал капитан Ламберт, барон фон Роткирх.
Я посмотрела на него, в который раз удивляясь тому, как его лицо, оставаясь незыблемым, как высеченное в белом мраморе лицо статуи, способно вдруг преображаться. Перемены эти были столь разительны и вместе с тем незаметны, что всякий раз я как зачарованная наблюдала за этим, пытаясь разобраться, в какой момент времени один Ламберт сменил другого. Еще недавно на меня смотрел Ламберт-мальчишка — упрямый, немного дерзкий, прячущий свои чувства за холодной личиной солдата, и вот его уже нет, да никогда и не было, и два холодных автоматических прицела заключают тебя в невидимое перекрестье, отчего даже дыхание застревает в груди.
«Вот почему тебе понравилось иметь с ним дело, — желчно сказал внутренний голос, обычно слишком заглушенный моими собственными мыслями чтобы я могла его слышать, — Он тоже загадка в своем роде. Ты слишком любишь загадки, юная глупая Альберка. Ты собираешь их вокруг себя, как детские игрушки, и копаешься в них, и пытаешься открыть их. И ты слишком безрассудна и увлечена чтобы в этот момент обращать внимание на что-то другое. Например, на то, что есть загадки, которые сами пытаются тебя разгадать».