Наощупь
Шрифт:
Я молчу. Мне нравится думать, что в этой жизни есть мужчина, который любит меня безусловно. Это окрыляет и вселяет уверенность. Но опять же, мой рационализм вылезает наружу:
— Но… ведь и церковные браки распадаются? Или… это в порядке вещей для Эгрегора?
— Нет. Если он родился в паре, то он уже никуда не денется. Это мощнейшая связь, которая влияет на людей во всех следующих жизнях. Что же касается венчания… Как я уже сказал, это всего лишь попытки создания Эгрегора. В большинстве своем неудачные. Но иногда у священника все же получается его создать. Такие браки распадаются гораздо реже.
— Но
— Это довольно сложный вопрос. Видишь ли… Венчание в церкви — магическая процедура, в то время как развод — бумажная. Ты можешь развестись, но Эгрегор тебя не отпустит. Эту связь рвать гораздо сложнее. Однако и это возможно, если ты обладаешь достаточным потенциалом энергии. В таком случае связь снимают как, скажем, сглаз или порчу.
— А что при этом происходит с Эгрегором?
— Разрушая связь — ты его убиваешь.
— Какой кошмар…
Степан целует мои вмиг озябшие руки и шепчет в волосы:
— Нам это определенно не грозит.
Закусываю губы. Кажется, всё, что бы я сейчас ни сказала — прозвучит ужасно банально. Как комментировать слова Степана, если я в полной мере не способна их осознать? Я теряюсь в происходящем. Я боюсь, что он разочаруется, а потому молчу. Но чувства распирают меня изнутри. Мне хочется быть к нему ближе, мне хочется показать, как важно и ценно все, что он доверяет мне.
Осторожно приподнимаюсь, опираясь на предплечье. Касаюсь губами квадратного подбородка Степана, спускаюсь на мощную шею. Касаюсь языком места, где в бешеном танце бьется пульс. Не могу не думать о том, получилось ли у меня замкнуть таким образом хоть какой-то энергетический канал. Я ведь ни черта в этом не смыслю! Прислушиваюсь к себе. Перекидываю ногу через бедра Степана и веду влажную дорожку вниз по скульптурной груди. Я не считаю себя хорошей любовницей. Наверняка Степан более искушенный в искусстве любви. Но я стараюсь. Я отдаю всю себя и надеюсь, что этого будет достаточно.
Прихватываю зубами вытянутую мышцу на его животе. Зализываю укус. Дую на влажную кожу, наблюдая, как по его мощному телу волной прокатываются мурашки. Опускаюсь еще ниже. Замираю нерешительно, жадно разглядывая эм… самое интересное. Понятия не имею, как такая щедрая порция вместится у меня во рту. Но мне так хочется этого удовольствия, что я не могу хотя бы не попытаться. Слизываю прозрачную каплю смазки, смыкаю губы на головке и осторожно втягиваю в себя. Степан с шумом вдыхает, а я смелею… Открываюсь еще сильнее, максимально вбирая его длину. Медленно отстраняюсь и снова возвращаюсь к нему. Не представляла, что, лаская мужчину, можно так завестись самой! Время растягивается, как и мои неторопливые движения. Степана бьет дрожь. Он осторожно подталкивает меня наверх и, спрятав лицо у меня на груди, со свистом дышит.
— Иди ко мне, милая… Иди сюда… — бормочет хрипло, поглаживая мою спину. А я отчаянно протестую! Я хочу довести дело до конца. Я хочу отблагодарить его за всю ту нежность, что он мне подарил. Касаюсь губами губ. Есть что-то грешное в том, что я делюсь со Степаном его же вкусом.
— Я хочу до конца. Позволишь? — я снова спускаюсь вниз, задевая его бедра возбужденными сосками. Короткие волоски на ногах царапают их — вкусная изысканная ласка. Обхватываю
В себя прихожу нескоро. Мне так не хочется возвращаться в свою привычную жизнь, но ведь надо! Надо возвращаться… Шепотом делюсь своими переживаниями со Степаном. И почти плачу, когда слышу его ответ:
— Не грусти. Это поначалу кажется, что именно та нерадостная жизнь — твоя действительность. А на самом деле жизнь подобна чистому холсту. Пиши на нем все, что хочешь. Тебе все подвластно. Каким будет твой новый день? Будет ли в нем место для чуда?
Не дыша, я заканчиваю свой туалет, застегиваю последнюю пуговицу и подхожу к Степану. Мои руки привычно ложатся ему на грудь, и я шепчу:
— Мне кажется, чудо со мною уже случилось.
Я не могу и дальше тянуть, целую на прощанье Степана и выхожу в душный июльский вечер. На телефоне ни одного пропущенного. Этот факт заставляет меня напрячься. Я ожидала, что покоя мне уже не видать, а тут — тишина. Как затишье перед бурей. Успокаиваю себя тем, что Сашка ушел. Между нами все кончено, а значит… Значит, я свободная женщина и могу жить, ни на кого не оглядываясь. Что, впрочем, сделать не так уж и просто. Я все еще завишу от своего прошлого. Оно, словно камень, тянет меня на дно, но я отчаянно сопротивляюсь.
Демид встречает меня, как ни в чем не бывало. Значит, его еще не успели обработать. Хорошо. Медленно выдыхаю. Страх разжимает костлявые пальцы на моем колотящемся сердце.
Принимаю душ и бреду в кухню.
— Ты ел?
— Угу. Как погуляла?
Поднимаю взгляд на Демида, который наблюдает за мной, подперев широкими плечами дверь холодильника.
— Нормально. Дём… Нам нужно поговорить.
— Снова об отце? — хмурит брови мой сын.
— И о нем тоже. Я… сегодня ходила к адвокату.
— Зачем?
— На консультацию по поводу развода. Не думаю, что с этим стоит тянуть, учитывая все детали.
Дёма скручивает крышку на баночке с йогуртом и отворачивается к окну:
— Поступай, как считаешь нужным. Мы с Данилом решили так.
— Эээ… хорошо. — Не думала, что это будет так просто. — Но я должна сказать еще кое-что…
— Говори, раз должна.
— Я знаю, что для тебя это будет очень неожиданно. В общем, когда отец ушел, я… Я тоже встретила одного человека. Степан очень помог мне пережить это все, он очень хороший и добрый, и…
— И?
— И я просто хочу, чтобы вы знали об этом.
— Черте что! — прокомментировал Демид, проводя рукой по модно подстриженным светлым волосам.
— Почему? Дём… разве плохо, что я счастлива?
— Нет! Не плохо, но… Блин, вы как с ума посходили на старости лет!
— Ну, спасибо, — мои дрожащие губы растягиваются в легкой улыбке. Демид вздыхает и снова отворачивается к окну.
— Так ты все это время была с ним?
— Да. Была. Я не хотела вам говорить правду, пока сама не разобралась в собственных чувствах.