Наперегонки с Саванной
Шрифт:
Ивонна ковыляет, как утка, с корзиной грязного белья в руках, Джек пытается забрать ее из ее рук, но она отмахивается от него.
— Никогда даже не думай об этом, — она грозит ему пальцем, а затем наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку. Затем она целует меня и направляется внутрь, где я слышу, что Ивонна говорит Синди не пить какой-то особый внутриутробный чай, который она сама собрала. Джек и я смеемся над Ивонной вместе.
— В любом случае, — говорит Джек. — Мне нужно проверить счета до школы.
Он идет
***
Я приняла душ и переоделась в школьную одежду, пока я сижу за столом, пытаясь закончить мою домашнюю работу по геометрии, начинает звенеть горничный звонок. У Кедар Хилл есть несколько звонков, которые появились здесь еще во время Гражданской войны. Каждый из них обозначает, что одному из семьи Гудвинов что-то нужно. Кухонный звонок обозначает, что им нужна еда или кофе, горничный — постирать, застелить кровать или убрать что-то в доме, садовый — сделать что-то в саду.
Ну, знаете, на экстренный случай, если что-то случится в саду.
Звенит горничный звонок, но это не имеет никакого смысла: никого из горничных здесь сейчас нет. Они заправляют кровати, накрывают на стол и занимаются остальным, чем должны. Затем звонит мой телефон.
— Саванна… — говорит Синди слабым голосом.
— Что-то не так с ребенком? — выпаливаю я.
— Я чувствую себя нехорошо, я так устала, — отвечает она. — Мне нужно, чтобы ты отправила Поле завтрак вместо меня.
— Её здесь нет.
— О нет, я вспомнила, что у неё сегодня выходной.
— Я могу зайти перед школой…
— Нет-нет, — говорит Синди. — Мистеру Гудвину не нравится, когда с треков тащат грязь в дом.
— Я уже переоделась в школьное, — я обуваю розовые конверсы, которые папа подарил мне на прошлое рождество. — Иду.
Я прибегаю в особняк и мчусь на кухню. Синди сидит за кухонным островком, вытирает пот с лица. Джоди, шеф-повар Гудвинов, жарит омлет и делает заметки на бумаге одновременно.
— Я не могу накрывать завтрак, — говорит Синди на грани слез. — Не знаю, как я буду делать это следующие четыре месяца. Я так устала.
— Тебе следует взять пару дней отгулов.
— Мне нужны эти деньги, — шепчет Синди, тряся головой. Ты знаешь, что мне нужно удалить коренной зуб, но я не смогу себе этого позволить еще долгое время, а твоей сестренке нужно купить одежду, начать откладывать на колледж и…
— Ш-ш-ш, — произношу я успокаивающе. Та-Которую-Нельзя-Называть должна взять пару дней отдыха. Но папа все еще платит за мамины медицинские счета, поэтому отгулы — мечта. Какого черта будет твориться, когда родится ребенок?
— Джоди? Что я должна делать? — спрашиваю я с твердостью в голосе.
— Налить им кофе. Мистер Гудвин пьет черный. Джек тоже. Миссис Гудвин пьет чай. Шелби нравится какао со взбитыми сливками, так что добавь их ей очень много.
Я
— Вернись потом, чтобы забрать омлет Шелби, — говорит Джоди.
Я нацепляю фартук и беру кофейник, а потом шагаю в столовую. Люстра, висящая над столом, оттеняет вишневое дерево. Солнечный свет озаряет комнату через окна от пола до потолка. Шелби разгадывает филворды из сегодняшнего выпуска газеты “Гоночный образец”. Мистер и миссис Гудвин поднимают взгляд и смотрят на меня.
— Сегодня неукомплектованный штат, — говорю я, держа в руках кофейник.
Мистер Гудвин откладывает газету и спрашивает:
— Все в порядке?
— Синди сегодня плохо себя чувствует. Она устала. А у Полы выходной.
— А, хорошо, — говорит мистер Гудвин и возвращает свое внимание к газете. Он читает выписки в “Гоночном образце”. Я с папой читала эту газету каждый день, чтобы идти в ногу со временем и знать о лучших лошадях, жокеях и их новостях.
— Добро пожаловать в команду, — говорит миссис Гудвин, поднимая свою чашку с чаем.
— Спасибо, мадам, — отвечаю я. Я видела её на гонке в воскресенье, но это первый раз, когда она со мной заговорила. Я поняла, откуда Джек и Шелби получили свою внешность: миссис Гудвин изумительна. Джек выбрал именно этот момент, чтобы зайти в столовую, выглядя свежо в черных джинсах и классической рубашкой Оксфорда с рукавами, закатанными до локтей, конечно. Его волосы все еще влажные после душа.
Он замечает меня, стоящую здесь и прекращает двигаться. Избегает моего взгляда. Это. Самый. Смущающий. Момент. В. Моей. Жизни. Он целует свою маму в щеку, а затем садится и кладет салфетку на колени.
— Доброе утро, милый, — говорит миссис Гудвин, улыбаясь, и делает глоток своего чая. А затем опять возвращается к сортировке кучи писем, которые перед ней. Это, наверное, приглашения на благотворительные балы, политические сборы средств для кампании ее брата, губернатора штата Алабама, коктейльные вечеринки или это из-за ее книги рецептов.
Очевидно, каждый год она раскрывает несколько рецептов из своей особой книги рецептов — “Развлечение с Гудвинами: Призовыигрышные Рецепты из Призоарительной конюшни Кедар Хилл”. Она продает их, а деньги отправляет на благотворительность. У нас ее книга лежит в общей комнате на кофейном столике.
Я подхожу, чтобы налить кофе в чашку Джека.
— Только потому, что я принес тебе кофе, ты не должна делать то же самое.
Я замерла, а мистер и миссис Гудвин обменялись взглядами. Я иду налить кофе в чашку мистера Гудвина, но когда подхожу, он поднимает руку в отрицательном жесте.
— Все нормально. Мне хватит этого.
Джек берет маффин из корзины для хлеба.
— Папа, я продал жеребенка Биг Сошити.
— Кому?
— Конюшне Буши Брэнч в Джорджии. Цену подняли до $320 000.