Наперекор судьбе
Шрифт:
– А вы надолго в Париже?
– Всего на четыре дня.
– Вам нравится ваш отель?
– Да, очень. Прекрасное место.
Седрик забронировал им номера в небольшом, очень приятном отеле на рю де Сен. Окна выходили в ухоженный внутренний дворик. Поблизости было полно художественных галерей и ресторанчиков. А еще, совсем рядом, находился потрясающий рынок под открытым небом. Адель почувствовала, что живет сейчас в самом сердце Парижа.
Люк снова помолчал.
– Что ж, – наконец сказал он, – раз у вас нет времени для встречи, значит… его
Его голос тоже приобрел твердость. Адель с сожалением подумала, что ей нужно было говорить с ним полюбезнее. Он просто хотел сводить ее куда-нибудь, развлечь.
– Может, мы могли бы встретиться завтра за чашкой кофе? – предложила Адель.
– Кофе? Это слишком… быстро. Я подумал, может, вы захотите прийти на petit déjeuner? [30]
– Я бы с удовольствием, – ответила Адель.
Она снова уловила перемену в его голосе. Люк явно был не из тех, кто легко отказывался от задуманного.
– Отлично. Вам знакомо кафе «Флор»? Оно совсем рядом с вашим отелем.
– Нет.
– Напрасно. Это серьезный пробел в вашем знании Парижа. Оно находится на бульваре Сен-Жермен. Нужно совсем немного пройти по вашей улице. Я буду ждать вас там завтра утром, в половине девятого.
– Извините, но завтра в семь утра у меня начинается работа, – сказала Адель и подумала, что этим ответом опять расстроит Люка, но ошиблась.
– В семь утра? Это впечатляет! А послезавтра?
– Послезавтра? – повторила Адель. – Да, послезавтра в это время я буду свободна.
– Ну вот и отлично. Значит, у вас все-таки есть свободное время. Жду вас послезавтра, в половине девятого. Кафе «Флор». Au revoir, мадемуазель Адель.
Адель положила трубку. И чего она так разволновалась? Он женат. Он считает ее глупенькой. Он значительно старше ее и, ко всему прочему, ужасно одевается. Вот это и впрямь серьезное препятствие. Нужно отменить их встречу. Позвонить ему и сказать, что возникли непредвиденные обстоятельства. Это было бы куда разумнее, чем соглашаться идти с ним завтракать.
Они с Седриком обедали в одном из близлежащих ресторанчиков.
– Меня пригласили на завтрак. Надеюсь, это не внесет помех в ваши планы.
– Вас пригласили на завтрак? И кто же, дорогая?
– Один мужчина.
– Мужчина? Не желаете ли, чтобы я взял на себя роль вашей компаньонки?
– Ни в коем случае. Он работает в издательстве – парижском партнере «Литтонс». Намного старше меня и вдобавок женат.
– Женат! Дорогая, не думайте, будто для француза это что-то значит. Французы помешаны на свободной любви. И до женитьбы, и после нее. Кстати, он симпатичный?
– Вам бы он не понравился, – решительным тоном заявила Адель.
– Откуда вы знаете? Сдается мне, что симпатичный. Я уже ревную. И где же вы встречаетесь?
– В кафе «Флор».
– В кафе «Флор»! Тогда я еще сильнее ревную. Кстати, там и официанты очень симпатичные. Они знают все тайны Парижа. Думаю, мне следовало бы пойти с вами.
– Вы не пойдете, – отрезала Адель. – Я хочу встретиться с ним без нянек и компаньонок.
– Как эгоистично! – воскликнул Седрик.
День у них выдался тяжелый, в основном из-за капризов модели. Им пришлось фотографировать не легендарную Мюрт, которая в это время была больна, а весьма утонченную особу по имени Виллет. Адель призналась, что эта француженка могла бы преподать ее матери целый курс по упрямству и несговорчивости. Виллет отказалась надевать добытую Аделью пелерину с блестками, отвергла палантин из белой лисы и даже золотистую ткань, которую редактор отдела красоты назвала почти идеальной. Два часа Виллет демонстрировала типично галльское пожимание плечами и оживленно переругивалась с парикмахером. Знаменитое терпение Седрика было готово вот-вот лопнуть. И тогда Адель пошла на ближайший уличный рынок и купила несколько отрезов бархата изумительных цветов: темно-красного, темно-синего и темно-зеленого. Поначалу Виллет презрительно сморщилась, но потом взяла темно-синий отрез и намотала его на свою светловолосую голову.
– Пожалуй, это то, что нам надо, – сказал Седрик. – Будем снимать.
Но сразу снимать не получилось. Виллет повредила прическу, и с парикмахером случился приступ ярости. Наконец, к четырем часам дня, когда Виллет стала больше похожа на Диану Купер в немом фильме «Чудо», они сделали несколько снимков в ателье. Затем, по предложению модели, вышли на улицы, блестящие после дождя, и буквально перед самым наступлением сумерек сфотографировали ее у фонтанов на площади Сен-Сюльпис. Виллет вдруг сделалась общительной и изобретательной. Она, босая, воздев руки к небу, стояла на краю фонтана и смеялась.
– Боюсь, журналу это не подойдет, – сказал Седрик, – но снимок очень красивый. Если его никто не купит, я увеличу его и повешу на стене в своем ателье.
На следующее утро Адель сидела на террасе знаменитого кафе «Флор» и с интересом разглядывала идущих мимо парижан. В это время откуда-то вынырнул маленький юркий автомобиль и остановился у самого тротуара. Из машины выскочил Люк Либерман:
– Доброе утро, мадемуазель Адель! Прошу великодушно простить меня за опоздание. Этот поток машин просто terrible. Я так рад снова вас увидеть. Вы изменились, стали совсем другой, взрослой и élégante. Я даже испытываю некоторую робость.
А вот Люк почти не изменился. Быть может, похудел, черты лица стали еще острее. Зато одежда на нем значительно изменилась к лучшему. Сейчас на нем была кремовая рубашка, серый костюм и серая шляпа из мягкого фетра. У них за спиной появился официант в длинном белом фартуке и черной короткой тужурке. В руках он держал серебряный кофейник. Сцена была типично парижской. Седрику это понравилось бы. Напрасно она отказалась взять фотографа с собой.
– Ах, Люк, если бы вы говорили правду, – улыбнулась Адель.