Наперекор земному притяженью
Шрифт:
«Беспримерны мужество и героизм, которые проявили в этих неравных боях советские пограничники. О том, как они сражались в первые часы войны, можно судить хотя бы по действиям 9-й заставы 92-го отряда. На рассвете ударный отряд противника атаковал пограничные наряды этой заставы, находившиеся у моста через реку Сан в районе Радымно (18 километров севернее Перемышля), и, захватив мост, окружил их. Личный состав заставы в количестве 40 человек под командованием начальника заставы лейтенанта Н. С. Слюсарева в результате рукопашной схватки отбросил врага с советской территории и занял мост. Затем мост вновь был атакован разведывательным отрядом одной из пехотных дивизий 52-го армейского корпуса 17-й немецкой армии при поддержке 10 танков. Пограничная застава отразила первую атаку
1
История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945. М., 1960, т. 2, с. 13.
Такова судьба моей заставы. И если бы не учеба, я был бы там, среди своих ребят, которые первыми приняли бой за нашу землю. Никого из них не осталось в живых, поэтому некому рассказать о тех страшных утренних часах на берегу Сана 22 июня 1941 года. Почти не оказалось и документов, по которым можно было бы восстановить цепь событий: некогда было писать донесения о боях, некому было их передавать. Уже после войны, считая своим долгом хоть что-то узнать и рассказать об участи моей 9-й погранзаставы, я разыскал скупые документальные свидетельства того трагического момента начала военных действий в районе Перемышля.
В дни, предшествующие началу военных действий, за Саном продолжалась концентрация немецких войск. Агрессивность и наглость гитлеровцев росли с каждым днем: самолеты ежедневно безнаказанно нарушали воздушную границу. Стрелять же по самолетам категорически запрещалось.
В апреле кульминационным моментом на участке нашего 92-го отряда была переброска шестнадцати человек в красноармейской форме из диверсионной дивизии «Бранденбург» для наблюдения за строительством оборонительных укреплений. Эта группа была обнаружена и оказала отчаянное вооруженное сопротивление. Дело закончилось тем, что одиннадцать диверсантов были убиты, пятеро задержаны.
11 июня погранотряд 14-й городской заставы в Перемышле обнаружил телефонный кабель, проложенный под водой через Сан.
В ночь на 20 июня пробравшаяся через границу группа диверсантов из двенадцати человек, вооруженных автоматами, пистолетами и гранатами, снабженных взрывчаткой и авиаполотнищами, была задержана. На допросе диверсанты показали, что 22 июня фашистская Германия нападет на СССР.
Вечером 21 июня точно по расписанию от станции Перемышль отошел на запад поезд с горючим и строевым лесом. Дежурный по городской погранкомендатуре старший политрук Тарасенков позвонил на левобережную часть станции и спросил, почему нет встречного поезда из Германии. Ему ответили: «Ждите утром!» А утром 22 июня 1941 года, около четырех часов, немецкие войска внезапно открыли сильный артиллерийский огонь одновременно по участкам 2, 3 и 4-й комендатур, штабу отряда и дорогам, ведущим в наш тыл. В первые же минуты была нарушена связь со штабом войск и комендатурами. После артподготовки немцы перешли в наступление. Основные силы они сосредоточили у железнодорожного моста. Туда был направлен с пятью пограничниками заместитель начальника Перемышльской заставы лейтенант Петр Нечаев.
Для захвата моста фашисты бросили свыше роты. Наши пограничники не стреляли — ждали, пока враг достигнет середины моста и передние ряды переступят красную черту, обозначавшую границу. Лишь после этого Нечаев приказал открыть огонь. Восемь атак предприняли гитлеровцы до полудня и каждый раз откатывались с большими потерями. Потерпев неудачу в лобовых атаках, командование противника бросило в обход группы Нечаева несколько отрядов автоматчиков на резиновых лодках. Одновременно последовали новые прорывы через границу на мосту. К тому времени, когда противнику наконец удалось форсировать Сан, на мосту был в живых только лейтенант Нечаев. Гитлеровцы окружили раненого лейтенанта, надеясь захватить его живым.
Нечаев выхватил гранату. Грохнул взрыв. Рядом с лейтенантом упали несколько фашистских солдат и офицеров.
Из донесения начальника погранвойск Украинского округа:
«…г. Львов. 22 июня 1941 г.
…По участку Перемышльского погранотряда. В 9.35 бомбардировка Перемышля продолжается. Связь со штабом корпуса потеряна. Все части на основании якобы приказа комадования корпуса отошли за Перемышль. Немцы заняли Дуньковице, Неновичи…»
Вот, пожалуй, и все, что мне удалось найти о родной «девятке» среди официальных документов и воспоминаний.
Хотя нет, есть еще один любопытный материал. В книге замечательного советского военачальника, командующего фронтом Маршала Советского Союза Ивана Христофоровича Баграмяна «Мои воспоминания», выпущенной в 1979 году ереванским издательством «Айастан», я обнаружил следующее:
«Мужественно дрались пограничники Перемышльского отряда, которым командовал подполковник Я. И. Тарутин… К нам в плен попал немецкий фельдфебель, который участвовал в атаках на 9-ю пограничную заставу лейтенанта Н. С. Слюсарева. На участке этой заставы находился мост через реку Сан (восточнее Радымно). Показания гитлеровца были записаны фронтовым корреспондентом Владимиром Беляевым. Привожу эту запись.
«До сих пор, — сказал фельдфебель, — располагаясь поблизости от советской границы, мы слушали только песни советских пограничников и не предполагали, что люди, поющие так мечтательно, протяжно, мелодично, могут столь яростно защищать свою землю. Огонь их был ужасен! Мы оставили на мосту много трупов, но так и не овладели им сразу. Тогда командир моего батальона 32 приказал переходить Сан вброд — справа и слева, чтобы окружить мост и захватить его целым. Но как только мы бросились в реку, русские пограничники и здесь стали Поливать нас огнем. Потери от их ураганного огня были страшными. Нигде — ни в Польше, ни во Франции не было в моем батальоне таких потерь, как в те минуты, когда порывались мы форсировать Сан. Видя, что его замысел срывается, командир батальона приказал открыть огонь из 80-миллиметровых минометов. Лишь под его прикрытием мы стали просачиваться на советский берег. Наша тяжелая артиллерия уже перенесла свой огонь в глубь советской территории, где слышался рокот танков. Но и находясь на советском берегу, мы не могли продвигаться дальше так быстро, как того хотелось нашему командованию. У ваших пограничников кое-где по линии берега были огневые точки. Они засели в них и стреляли буквально до последнего патрона. Нам приходилось вызывать саперов. Те, если им это удавалось, подползали к укреплениям и подрывали их динамитом. Но и после грохота взрывов пограничники сопротивлялись до последнего. Нигде, никогда мы не видели такой стойкости, такого воинского упорства. Мы уже обтекали огневую точку, двигались дальше, однако никакая сила не смогла сдвинуть двух-трех пограничников с их позиции. Они предпочитали смерть возможности отхода. Советского пограничника можно было взять только при двух условиях: когда он был уже мертв либо если его ранило и он находился в тяжелом, бессознательном состоянии… В нашем батальоне насчитывалось тогда 900 человек. Одними убитыми мы потеряли 150 человек. Больше 100 получили ранение. Многих понесло течением, и в суматохе мы так и не смогли их вытащить на берег…»
Нужны ли комментарии к этому признанию немецкого фельдфебеля? А ведь на девятой заставе было всего сорок человек, и вооружены они были лишь винтовками, гранатами и парой ручных пулеметов…
«По телефону из Львова…
24 июня 1941 г. 20 час.
…По состоянию на 9.00 24 июня 1941 г…На участке [Коломыйской] комендатуры выброшен германский парашютный десант в числе 50 человек, одетых в пограничную форму и гуцульскую одежду. 35 человек из этого числа взяты в плен, остальные разыскиваются».
29 июня танковые части противника блокировали города Станислав и Львов и, зайдя нам в тыл, отрезали пути подвоза боеприпасов и питания.
30 июня был получен приказ оставить границу…
1 июля. Школа как разворошенный муравейник. Кто-то куда-то бежит, кто-то что-то тащит — вороха обмундирования, учебные винтовки.
— Куда?
— Командир велел в колодец бросить…
— Вторая рота, бегом к вещевому складу! Кто хочет сменить сапоги — можно взять командирские яловые…
Это уже совсем неожиданно. Нам, курсантам, — и командирские сапоги? Поддался этому искушению и я. Снял свои кирзачи, уже повидавшие виды за девять месяцев службы, надел новенькие кожаные.